Карен Хорни - Невроз и личностный рост - борьба за самореализацию

Не важно, что ему покажется принуждением и вызовет его возмущение. Это может быть любое соглашение: договор об аренде жилья, долгосрочный контракт. Это может быть физическое давление, даже от воротничка сорочки, пояса, туфель. Может быть дискомфорт от того, что кто-то загораживает ему вид. Он может возмутиться, что другие от него чего-то ждут – рождественских подарков, ответов на письма, оплаты счетов в определенное время. Это может распространяться на общественные институты, уличное движение, условные соглашения, постановления правительства. Он не борется против всего этого – он и не боец; но внутри себя он бунтует и может сознательно или бессознательно фрустрировать других в своей пассивной манере – не отвечая или забывая.

Его чувствительность к принуждению определяет его инертность и ограничение желаний. Так как усилия прилагать лень, он может счесть любое ожидание от него какого-то действия принуждением, даже если это явно в его интересах. Связь с ограничением желаний более сложная. Он боится, и на то есть причины, что кто угодно, более волевой, может легко навязать ему что угодно и подбить его на что угодно одной своей большей решимостью. Но здесь не обходится без экстернализации. Не имея собственных желаний или предпочтений, ему покажется, что он уступает желаниям другого человека, когда на самом деле следует за собственными. Приведу пример из обычной жизни: молодого человека пригласили в гости, но в тот день он должен был встретиться со своей девушкой. Однако в то время он ситуацию видел по-другому. Он встретился с девушкой, считая, что «уступает» ее желанию, и весь вечер возмущался «принуждением» с ее стороны. Один мой пациент очень правильно заметил: «Природа не терпит пустоты. Когда молчат твои желания, врываются желания других». Могу только добавить: желания существующие, предполагаемые или перенесенные на них.

Чувствительность к принуждению затрудняет психоаналитическую работу тем больше, чем больше в пациенте не просто негативного отношения, а негативизма. Его могут снедать нескончаемые подозрения, что психоаналитик хочет на него повлиять и переделать его по заранее заготовленному образцу. Эти подозрения малодоступны для психоанализа, если инертность пациента не дает ему проверить любое предположение психоаналитика, несмотря на все его просьбы. Мотивируя тем, что психоаналитик оказывает на него неподобающее влияние, он может отвергать любой вопрос, утверждение или интерпретацию, которые явно или неявно задевают какую-то его невротическую позицию. Прогресс в этом отношении недостижим из-за того, что он не будет долгое время выказывать никаких подозрений, поскольку боится трений. Он может просто отнести это в счет личных предрассудков психоаналитика или его хобби. Так что не стоит беспокоиться об этом, и можно все это проигнорировать. Например, психоаналитик, может предположить, что имеет смысл исследовать отношения пациента с другими людьми. Пациент тут же переходит в оборону, думая про себя, что психоаналитик хочет пробудить в нем стадные инстинкты.

И последнее, что сопутствует «уходу в отставку», – это отвращение к переменам, ко всему новому. Оно тоже очень разнится по форме и силе. Чем сильнее инертность, тем сильнее ужас перед переменами и будущими усилиями. Он лучше смирится со status quo (будь это работа, жилье, начальник или супруг), чем будет что-то менять. Ему не приходит в голову и то, что в его силах улучшить ситуацию. Можно сделать перестановку в квартире, больше времени отдыхать, больше помогать жене. Подобные предложения он встречает с вежливым равнодушием. Помимо инертности за эту установку отвечают еще два фактора. Поскольку от любой ситуации его ожидания не высоки, его побуждение изменить ее в любом случае не отчетливо. И он считает любой порядок вещей определенным раз и навсегда. Это просто такой человек, конституция у него такая. Жизнь такая – это судьба. Хотя он и не жалуется на ситуацию, которая была бы невыносима для большинства, его смирение с положением вещей часто похоже на мученичество смиренного типа. Но сходство чисто внешнее: источники смирения совершенно различные.

Мои примеры отвращения к переменам до сих пор касались внешних предметов. Однако я не считаю это основной характеристикой «отставки». Нежелание менять что-либо в окружении в некоторых случаях очевидно, а в других создается противоположное впечатление – неугомонного, не находящего себе покоя человека. Но во всех случаях есть выраженное отвращение ко внутренним изменениям. Так или иначе, это свойственно всем неврозам [68] К. Хорни. «Самоанализ». Глава 10 «Работа с сопротивлением». , но это отвращение возникает при необходимости изменить конкретные факторы, относящиеся в основном к принятому главному решению. Это верно и для типа, который мы рассматриваем, но по причине статичной концепции Я , укорененной в природе решения «уйти в отставку», его отталкивает сама идея перемен. Сама суть этого решения – уйти от активной жизни, активных желаний, стремлений, планов, усилий и действий. Психоанализ, по его убеждению, должен быть разоблачением, которое, случившись однажды, изменит вещи к лучшему раз и навсегда. Он не разделяет представления о том, что это процесс, в ходе которого к проблеме подходят с разных сторон, видят все новые связи, открывают все новые ее значения, пока не обнаруживаются ее корни и что-то меняется изнутри.