Питер Сингер - Освобождение животных [litres]

Чтобы избежать видизма, нужно признать, что существа, схожие по всем значимым критериям, имеют одинаковое право на жизнь, а простая принадлежность к нашему биологическому виду не может считаться моральным основанием для обладания этим правом. При таком подходе мы можем по-прежнему считать, что убить нормального взрослого человека, обладающего самосознанием, способного планировать будущее и выстраивать отношения с другими, хуже, чем убить мышь, которая предположительно не обладает этими характеристиками; мы можем апеллировать к тесным семейным и другим межличностным связям, которые у людей крепче, чем у мышей; или считать, что разница заключается в том, что убийство взрослого человека страшит других людей, которые начинают опасаться за свою жизнь; или опираться на совокупность этих или других факторов.

Но какими бы критериями мы ни руководствовались, следует признать, что они не будут полностью соответствовать границам нашего вида. Мы можем с полным правом утверждать, что некоторые качества отдельных существ делают их жизнь более ценной, чем жизни других; но при этом, безусловно, найдутся животные, чья жизнь окажется ценнее жизней некоторых людей. Например, у шимпанзе, собаки или свиньи уровень самосознания и способность к осмысленным отношениям с другими особями выше, чем у новорожденного с серьезными повреждениями головного мозга или у человека, страдающего неизлечимой деменцией. Поэтому, если обосновывать право на жизнь подобными характеристиками, мы должны признать за этими животными такое же – или даже большее – право на жизнь, какое признаем за людьми с задержками в развитии или с деменцией.

Этот аргумент – палка о двух концах. Его можно привести в подтверждение того, что шимпанзе, собаки, свиньи и некоторые другие виды обладают правом на жизнь, а убивая их, мы совершаем серьезное моральное преступление, даже если они состарились и страдают, а наш единственный мотив – избавить их от боли. Однако кто-то может использовать тот же самый аргумент для обоснования того, что умственно отсталые и страдающие неизлечимой деменцией люди не имеют права на жизнь и их можно убивать под самым незначительным предлогом, как сегодня мы убиваем животных.

Поскольку эта книга посвящена этическим вопросам, связанным с отношением к животным, а не с эвтаназией, я не буду пытаться окончательно ответить на этот вопрос [18]. Однако мне кажется вполне очевидным, что, хотя обе изложенные выше позиции свободны от видизма, ни одну из них нельзя признать удовлетворительной. Нам нужно нечто среднее – позиция, которая не заражена видизмом, но и не ставит жизни умственно отсталых и страдающих деменцией людей так же низко, как сейчас ставятся жизни собак и свиней, и не провозглашает жизни свиней и собак настолько священными, чтобы их нельзя было убивать даже ради прекращения их страданий. Мы должны включить животных в сферу своих моральных забот и перестать относиться к их жизням как к разменной монете для достижения любых целей. В то же время, осознав, что одной лишь принадлежности существа к нашему виду недостаточно, чтобы это существо нельзя было убивать ни при каких обстоятельствах, мы сможем вернуться к вопросу о том, действительно ли мы обязаны любой ценой поддерживать в человеке жизнь, даже если нет шансов придать этой жизни смысл или избавить человека от ужасной боли.

Подведу итог. Отказ от видизма не подразумевает, что все жизни имеют одинаковую ценность. Хотя способность осознавать себя, способность поступать обдуманно, планировать будущее, выстраивать осмысленные отношения с окружающими и т. д. не связаны с проблемой причинения боли (поскольку боль остается болью вне зависимости от других характеристик живого существа), эти способности имеют прямое отношение к вопросу лишения жизни. Есть некоторые основания считать, что жизнь сознающего себя существа, способного абстрактно мыслить, планировать будущее, участвовать в сложных актах коммуникации и т. д., ценнее, чем жизнь существа, не обладающего такими способностями. Чтобы понять разницу между проблемой причинения боли и проблемой лишения жизни, рассмотрим пример с представителями нашего вида. Если бы перед нами стоял выбор: спасти жизнь нормальному человеку или человеку с нарушениями интеллекта – мы бы, вероятнее всего, спасли первого; но если бы пришлось выбирать между избавлением от боли нормального и умственно отсталого человека (допустим, оба получили болезненные, но неопасные повреждения, а болеутоляющего хватит только на одного), то выбор вовсе не так очевиден. То же относится и к другим видам. Боль – это всегда плохо, и этот факт не зависит от характеристик существа, которое эту боль испытывает; ценность жизни, напротив, от этих характеристик зависит. Вот лишь один из аргументов: отнять жизнь у существа, которое надеялось на будущее, планировало его, работало для достижения какой-либо цели, – значит лишить это существо удовлетворения от достижения своих целей; лишение жизни существа, чье умственное развитие не позволяет ему понимать идею будущего и тем более строить планы, не приводит к таким потерям [19].