Вадим Рябицев - Один сезон в тайге

Зато у нас были Ажик, Жак, Кока... У нас было чертовски интересное лето! И вот уже завидуешь самому себе, потому что кончилось поле. А до следующего ― почти год.

Уже утро, хорошее солнечное утро. Нас выносит на широкое плёсо. Течение медленное, безветрие полное. Слышно, как в посёлке лает собака. Конечно, эта собака знает Владимира Индюкова, которого мы скоро увидим.

Со стороны посёлка, над берегом, над деревьями летит ворона, что-то несёт в клюве ― видно, подобрала на помойке. Вот она усиленно машет крыльями, круто забирается вверх, роняет кусок, но тут же пикирует и догоняет его в воздухе. Потом снова круто взлетает, опять роняет ― и опять догоняет. И так несколько раз. Ворона просто играет. Утро, солнце, тишина, кусок с помойки ― у вороны хорошее настроение, почему бы не поиграть?

Вороны вообще создания очень умные. Они, как и многие другие умные животные, любят играть. Этот вороний ум дорого обходится разным обитателям природы. И многим другим птицам от ворон здорово достается, это одни из самых злостных разорителей птичьих гнёзд. И потому мы вообще-то ворон не любим. Но сейчас мы смотрим на играющую ворону благодушно, даже с благодарностью. За то, что их у нас не было ― так, залетали пару раз мимоходом, совсем редкие птицы.

Да и вообще настроение у нас очень мирное ― солнце, небо и раздолье располагают. Внизу, под зелёным сумраком воды просматриваются поросшие косматыми водорослями подводные скалы, камни, камешки. На востоке, за несколькими рядами кулис живописных кожимских берегов, возвышаются один за другим заснеженные хребты Приполярного Урала. Бесподобно красиво.

Но после встречи с туристами в душе что-то слегка сдвинулось, колыхнулось. В памяти сами собой всплывают эпизоды совсем иной жизни. Телевизор, горячая ванна, тёплый асфальт, сутолока городского транспорта, уличный шум... Где-то там, уже совсем недалеко, любимые глаза, руки, ручонки. Обо всём этом вспоминалось и раньше, но чаще ― слегка, под лёгкую тёплую грусть, когда бывала какая-то передышка, окно в работе, просто перекур в лесной глуши, когда сидишь в тиши и полном уединении. Привычный сторожок держал тоску на расстоянии, не пуская её слишком уж близко к горлу. А сейчас мы едем домой, уже бояться нечего. Особенно вот так, когда Сергей сидит сзади и не видит моего лица.

Мы едем домой.

У всех есть свой жаргон, не только у жуликов и у Эллочки-людоедки из «Двенадцати стульев». Актёры, журналисты, художники, научные работники ― тоже имеют, казалось бы, необъяснимую потребность употреблять слова, которые с точки зрения литературной или просто человеческой либо ничего не значат, либо обозначают что-то совсем иное.

Кажется, геологи выдумали это слово ― «камералка», или, более длинно, камеральная обработка материалов, собранных в поле. Так вроде бы понятнее. Но что такое «камеральная»? Обработка в камере? В какой ― в вакуумной? Или, может быть в автомобильной? В камере сгорания? Или вовсе в КПЗ? Когда по радио объявляют камерный концерт, так и мерещится концерт в камере ― в какой угодно камере, только не в радиостудии и не в маленькой комнате для музицирования.

Не знаю, от какой именно камеры произошло слово «камералка», но под ним надо понимать работу в лаборатории, в кабинете, в вычислительном центре... То есть уже не в поле. Ну вот, опять жаргон! Поле ― это участок земли, обрабатываемый с сельскохозяйственными целями. У нас «поле» ― это экспедиция, это работа с объектом в условиях его обитания.

А вообще говоря, и само слово «камералка» у нас, у биологов, популярностью не пользуется. У нас чаще говорят «обработать», или «обсчитать материал». Ну вот, опять... Подавляющее большинство людей, говорящих по-русски, при слове «обсчитал» представляют себе не очень приглядную историю, когда не совсем честный продавец обманул какого-то раззяву покупателя.

Но это всё не так уж важно. Важно то, что мы, вернувшись из послеэкспедиционного отпуска, уселись за свои рабочие столы, чтобы обсчитать материал, и для нас наступил камеральный период работы. Наш материал ― это полевые дневники, изрисованные значками кальки, гнездовые карточки, магнитофонные ленты и прочее.

И самое впечатляющее ― это батарея пробирок с заспиртованными насекомыми. Теперь всё это надо перевести на язык цифр, схем, графиков, диаграмм. Тогда это будет называться фактическим материалом, на основании которого следует, во-первых, окончательно уяснить для себя, что же в конце концов получено, и во-вторых ― что из этого следует. В-третьих ― надо написать статью и изложить в ней всё так, чтобы и другим были понятны результаты исследования.