Вадим Рябицев - Один сезон в тайге

А собаки? Собственно, с ними всё было ясно. Известно, что есть настоящие бродячие собаки, не имеющие хозяина. В охотничьих законах они справедливо объявлены вредителями, потому что разбойничают пуще волков. Но есть и «бродяги-любители», как вот этот Люсьен. Таких собак особенно много в маленьких посёлках. Это из-за них вокруг иных селений нет почти ничего живого. Уж не Люсьен ли со своим ублюдочным приятелем пригнали того лося, что пришёл тогда из-за реки?

Молча заканчиваем последний на сегодня ужин. Подсчитываем «урожай» ― два ряда пробирок стоят во мху у палатки. Славно поработали. А теперь славно отдохнём.

― Погляди-ка сюда, ― зовёт Сергей и показывает на ветку берёзы у палатки. На ветке сидят несколько слепней, только все они какие-то странные, короткие. Разглядываю их поближе и вижу, что все они безголовые. Это Сергей, когда кипятил чай несколько часов назад, тоже развлекался слепнями. Но он действовал более радикально, чем я ― обрывал им головы. А несколько штук посадил на веточку. Теперь они умиротворенно сидят на тех же местах и, как сытые комнатные мухи, все как один потирают лапками, старательно чистят крылышки. Чтобы заниматься туалетом, вовсе не обязательно иметь голову.

Вот и мы, ничего уже не соображая, мылимся и тщательно смываем опротивевший репеллент. А потом уже во сне забираемся под полога. Руки без участия головы подтыкают края полога под надувной матрац.

И вот наша работа завершена. Упакованы магнитофонные ленты с протоколами наблюдений. Рядками расставлены во мху у палатки пробирки. В них почти полторы тысячи проб корма. Каждая пробирка ― как красочный слоёный пирог: слои белых прокладок из ваты, и между ними ― разноцветная начинка из зелёных личинок пилильщиков и мелких цикадок, чёрных мух, коричневых жуков-долгоносиков, красных с жёлтым или белых с красным гусениц бабочек.

Утром Сергей в последний раз обходит немногие оставшиеся гнёзда. Я тоже совершаю прощальный обход участка.

Лес молчит. Нет того буйного разноголосья, что так радовало слух весной. Теперь птичьи песни звучат не часто. То тут, то там натыкаешься на бестолковую птичью молодёжь. Рядом суетятся и беспокойные родители ― дрозды, юрки, овсянки, кулики-перевозчики...

Из весничек на участке поют только Жужа и Аким. У Акима, который заменил погибшего Кача, птенцы на вылете, он весь в заботах ― подросшие дети беспрестанно просят есть. Поэтому Аким поёт мало.

Навещаю Жужика.

Когда мы ещё весной сидели на валежине, слушая песни Жужи прямо у нас над головой, юркий хищник на секунду вырос перед нами словно из земли и тут же снова исчез. Это была ласка.

Если бы не обилие полёвок, ласка опустошила бы много гнёзд. Но судьба была к птицам относительно благосклонна, и лишь немногие из пеночек пострадали. И в том числе ― Жужа. Из его гнезда сперва исчезло одно яйцо, потом ещё одно... Когда осталось три яйца из шести, самка бросила гнездо. Хищник наведался ещё дважды, но последнее яйцо так и не тронул. Самка построила новое гнездо в тридцати метрах от первого. В нём вылупилось пять птенцов, которые благополучно росли, оперялись.

Ранним утром 16 июля, когда я ходил с магнитофоном недалеко от гнезда Жужи, моё внимание привлекли истерические крики пеночек. Подозревая неладное, я побежал к месту переполоха. В гнезде, забившись в его дальний угол, крупно дрожа, сидел один-единственный птенец. Рядом валялось несколько недоросших птенцовых перышек, на краю гнезда алели совершенно свежие капельки крови. Жужа и его супруга с беспокойными криками сновали около, рядом толклись ещё несколько молодых и взрослых весничек без колец ― пришельцы, оказавшиеся случайными свидетелями трагедии.

Походив у гнезда несколько минут и не найдя виновника переполоха, я удалился, хотя хорошо понимал, что оставляю последнего птенца на явную погибель. Конечно, тут была ласка. У неё ведь тоже, наверное, были дети, которых надо было кормить. Но дети ласки мне были не знакомы, и я за них не переживал, как за детей старого знакомого Жужи, который был теперь уже вроде как и соратником по науке. И у этого последнего птенца мы тоже были в долгу, ведь у него мы тоже отбирали полупроглоченный корм.

Но и сторожить его было бесполезно. Если бы я не ушёл, самка, боясь меня, не подлетела бы к гнезду, и птенец просто окоченел бы от утреннего холода. Отойди я шагов на десять ― самка успокоится, но и гнезда не видно ― приходи, ласка, ешь... Да и время было очень уж напряжённое.