Внутри любой культуры крестьянство представляет собой часть природы и бодрствования, то есть чисто безличное выражение, а аристократия и духовенство, напротив, являются продуктом отбора и образования и, таким образом, выражением совершенно личностной культуры, и смотрят свысока не только на варваров или отверженных, но и на всех не относящихся к их сословию. Этот остаток отверженных отстраняется дворянством как «народ» и духовенством – как профанизм, и критерием выступает развитие формы. [610]
В сословной иерархии крестьянство имеет значение несословия – бесформенного, лишенного исторического (т. е. репрезентирующего культурный центр) существования. Этот нередуцируемый остаток составляет первую ступень трансгрессии социально-культурной самости. Это стадия пассивной трансгрессии: остаток формируется как необходимый и одновременно побочный результат установления репрезентативного иерархического порядка. Он не оказывает сколь либо существенного воздействия на порядок, но сам находится в вынужденном подчинении у него. Глубоко символический смысл власти и веры для них не доступен, как латынь католического богослужения, они подчиняются символическому порядку только внешне. Их собственное существование протекает в ином режиме по сравнению с подлинными сословиями. Трансгрессия и трансценденция сосуществуют друг подле друга в рамках метадискурсивного пространства, которое и обеспечивает нейтрализацию трансгрессии. Широкие слои пассивной трансгрессии составляют ту платформу, на которой возвышается иерархическое здание самости-трансценденции. Так продолжается до тех пор, пока трансцендентный центр имеет достаточно власти, чтобы подчинять себе трансгрессивные элементы. Как только эта власть начинает ослабевать, трансгрессия приходит в движение и из пассивной стадии переходит в активную:
На исходе позднего периода любой культуры более или менее насильственными методами прекращается и история сословий. Стремление к свободной жизни, лишенной корней, одерживает верх над великими культурными символами, которые городское население уже не понимает и не выносит. [611]
Центр утрачивает свою символическую власть, символы из представителей трансценденции превращаются в симулякры, которые сразу же становятся мишенями для активизировавшихся трансгрессивных слоев. Сначала возникает так называемое третье сословие, которое, по Шпенглеру, сословием не является, поскольку конституируется не на основе репрезентации высшей идеи, но на базе протеста против существования высших сословий (дворянства и духовенства) и идей. Это протест против символической власти как таковой, протест против трансценденции и выстраиваемого на ее основе порядка. Эту ступень можно обозначить как направленную трансгрессию. Она осуществляется в рамках утрачивающего свою значимость порядка трансценденции и направлена на его устранение. Трансгрессия здесь выступает в качестве бытийно-смыслового вектора, объединяющего людей разного рода на основе протеста и идущего вразрез с вектором трансценденции. Здесь мы имеем пример единства, сформированного трансгрессией. Но это единство, не скрепленное печатью трансценденции и возникшее только в движении отрицания, остается внешним и непрочным. Направленная трансгрессия сменяется хаотизацией или разнонаправленной трансгрессией – возникает «четвертое сословие» или масса:
Это нечто абсолютно бесформенное, испытывающее ненависть к любой форме, к любым иерархическим различиям, к любой собственности и упорядоченному знанию. Это новые городские кочевникидля которых рабы и варвары античности, шудры в Индии и вообще все, что представляет из себя человек, в равной мере является чем-то текучим, совершенно оторванным от своих истоков, отказывающимся признавать свое прошлое и не имеющим будущего. Таким образом, четвертое сословие является выражением истории, переходящей во внеисторическое состояние. Масса – это конец, радикальное ничто. [612]
Здесь социально-культурная самость уже полностью переходит в трансгрессивный режим существования: трансценденция в качестве горизонта формирования самости в контексте истории и культуры устранена; трансгрессия, бывшая в лице третьего сословия оформленной в устремленный в одно направление вектор, теперь распадается на множество разнонаправленных, находящихся в хаотическом блуждании векторов. Собственно, такое существование уже не может называться самостью, это просто существование. Тема масс является одной из центральных для философии XX столетия и современности. Для Шпенглера, как и для большинства авторитетных мыслителей, уделявших внимание данной проблеме, этот термин является маркированным: при всей беспристрастности изложения нельзя не заметить негативной тональности, которая особенно усилена формулировкой «конец, радикальное ничто». Проблема, однако, состоит не в том, чтобы реабилитировать массу как способ бытия социально-исторического посредством обнаружения в ней различного рода смысловых конфигураций, ничуть не уступающих первичным сословиям. Подобные попытки раскрыть в массах определенный организующий смысл противоречат самому понятию массы, превращая его во что-то другое. Масса – не новый способ организации, но способ радикальной дезорганизации, деструкции установившегося порядка и сформированной на его основе самости. Важно показать, что такая характеристика сама по себе не является чем-то негативным. Онтологическое исследование вообще работает не с оценками, а если оно в итоге и оказывается от них не свободным, то это еще совершенно ничего не говорит об их фундаментальности и первичности. Так же, как обнаружение фрейдистами различного рода сексуальных комплексов и фиксаций в произведениях искусства еще ничего не говорит об их фундаментальном значении для самого произведения искусства. Оценочная тональность – равно как и сексуальная подоплека – может возникать и в качестве побочного продукта – это всегда следует иметь в виду всем искателям и глашатаям фундаментальности.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу