Ницше вскрывает трансгрессивные механизмы воли к власти уже на низшем уровне организации биологической материи. Речь идет о ставшем хрестоматийном примере с протоплазмой: «протоплазма расправляет свои псевдоподии, ища то, что ей противостоит, – не из голода, а из воли к власти. Потом она делает попытку одолеть его, присвоить, поглотить: то, что называют «питанием», это просто побочное явление, практическое применение первичного стремления сделаться сильнее». [250]Здесь представлена первая ступень осуществления воли к власти: трансгрессия как преодоление противостоящего, чужеродного. Движение трансгрессии здесь направлено от внешнего к внутреннему – внешнее должно стать внутренним, быть присвоенным, ассимилированным. На низших, примитивных уровнях существования этот акт трансгрессии выражается в виде физического поглощения чуждого. Данный аспект был освящен уже Гегелем: животные «не останавливаются перед чувственными вещами как вещами, сущими в себе, а отчаявшись в этой реальности и с полной уверенностью в их ничтожности, попросту хватают их и пожирают». [251]Отрицание внешнего и чуждого является способом утверждения своего собственного существования. [252]
На уровне более сложной организации, в том числе в сфере человеческого бытия, эта ступень воли к власти представлена в более утонченной форме – присвоение осуществляется посредством придания внешнему и чуждому смысла, посредством интерпретации: «На самом деле интерпретация – это прямо-таки прямой способ получить господство над чем-нибудь». [253]
Вторая ступень воли к власти предполагает трансгрессию самого себя. Когда внешнее ассимилировано внутренним, поглощено или осмысленно, наступает необходимость выхода за свои собственные пределы – в виду дальнейшего роста. На примере протоплазмы эта ступень реализуется посредством деления: «протоплазма бессмысленным образом вбирает в себя много больше, чем это допускается нуждами самосохранения: и главное, вследствие этого она не «сохраняет себя», но делится…». [254]Так происходит трансгрессия внутреннего в направлении внешнего: выход за пределы самого себя ориентирован теперь вовне, в пространство.
На уровне человеческого бытия вторая ступень воли к власти предполагает трансгрессию уже сложившихся и устоявшихся интерпретаций мира: «всякое возвышение человека несет с собою преодоление ограниченных интерпретаций…. всякое достигнутое усиление и расширение власти открывает новые перспективы и призывает верить в новые горизонты». [255]
Первый большой шаг воли к власти в сфере человеческого заключался в том, чтобы подчинить себе природу как максимально внешнее и чуждое по отношению к культурному человеку. Культура и мораль представляют собой механизмы трансгрессии природного: «Добиться власти над природой, а кроме того– известной степени власти над собою. Мораль была нужна, чтобы утвердить человека путем борьбы с природой и с «диким животным». [256]
Когда эта задача была в той или иной степени решена, возникла необходимость в трансгрессии самой морали, самой культуры (или определенных форм морали и культуры, которые из средств роста власти превратились в цели сами по себе). Когда человеческое было сформировано, возникла необходимость трансгрессии самого человеческого: «Если власть над природою достигнута, можно эту власть использовать, чтобы свободно формировать дальше себя самого : воля к власти как самовозвышение и усиление». [257]
Так воля к власти предполагает трансгрессию человека и горизонт сверхчеловека как перспективу дальнейшего роста: «Проблема, которую я здесь ставлю, не в том, что должно сменить человечество в череде живых существ, но – какой тип человека надлежит вывести , надлежит изволить : как более ценный, более достойный жизни, какому принадлежит будущее». [258]Сверхчеловек – это неизбежная и необходимая перспектива воли к власти в ее трансгрессивном движении.
2.4. Культура и государство в перспективе трансгрессии
Первичный импульс возникновения культуры, с точки зрения Ницше, есть страх перед трансгрессивными феноменами, которыми наполнена природная, животная жизнь. Прежде всего, трансгрессия проявляется в качестве случая: того, что способно опрокинуть любой порядок, что не поддается учету и контролю. Царству случая человек противопоставляет мир разума, сознательного расчета и планирования, мир культуры: «вся история культуры представляет собой снижение этого страха перед случайным , перед неизвестным, перед внезапным («eine Abnahme jener Furcht vor dem Zufalle, vor dem Ungewissen, vor dem Plötzlichen»). [259]Культура – ведь это как раз и значит научение расчету , научение каузальному мышлению, научение упреждению, научение вере в необходимость». [260]
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу