Два языка – это также две разные онтологические модели мира. Эта мысль представлена в работах Ницше, а также многих других философов XX столетия. Пересечение разных языков означает трансгрессию целых онтологических систем, складывавшихся в течение столетий в рамках той или иной культуры.
Таким образом, завершая данную часть исследования, можно сделать вывод, что онтологические аспекты философии М. Бахтина по своей направленности относятся к парадигме трансгрессии. Данная парадигма формируется в неклассической философии как ответ на кризис онтологии трансценденции, доминировавшей в философской мысли на протяжении многих веков. Бахтин в своих работах не просто обнаруживает причастность к парадигме трансгрессии, но и принимает самое непосредственное участие в формировании данного типа онтологии. Трансгрессия является основным онтологическим мотивом творчества русского мыслителя и получает в его исследованиях детальную и разностороннюю разработку. Для задачи изучения трансгрессии как онтологического (а также культурно-исторического, эстетического и этического) феномена работы Бахтина имеют непреходящую значимость.
3. Ницше и Бахтин: элементы народно-смеховой культуры в «Так говорил Заратустра» [789]
И у кого слишком много духа, тот может сам заразиться глупостью и безумством. Подумай о себе самом, о Заратустра!
Ты сам – поистине – даже ты мог бы от избытка мудрости сделаться ослом.
Ф. Ницше
Выявленные и проанализированные М. М. Бахтиным трансгрессивные по существу элементы народной смеховой культуры составляют определяющий момент философского мировоззрения Ф. Ницше. Стиль и содержание его философских текстов, разработанная им система образов имеют в качестве своего основного источника народно-смеховую культуру. В современном ницшеведении доминирует тенденция серьезного, академического подхода к изучению наследия философа. В данном направлении Ницше рассматривается как наследник традиции И. Канта и Г. В. Ф. Гегеля: он поднимает проблемы бытия и мышления, истины и заблуждения и предлагает новые пути их философского осмысления. Такой подход следует признать совершенно закономерным, ибо работы Ницше действительно содержат варианты решения фундаментальных вопросов онтологии – в противном случае его учение не смогло бы заслужить столь пристального внимания таких профессоров философии, как М. Хайдеггер и К. Ясперс, а также многих других. Однако данный момент не только не исчерпывает философию Ницше полностью, но даже не является ее основным содержанием. Подлинное, собственно ницшевское начало содержится в иной плоскости, корни которой следует искать в области народно-смеховой культуры.
В черновых записях 1883 года Ницше отмечает: «Сам Заратустра – шут, прыгающий через бедного канатоходца». И еще раз:
«Шут Заратустра, как божественно говорил ты с последним человеком, который еще верит в бога». [790](«Zarathustra selber der Possenreißer, der über den armen Seiltänzer hinwegspringt»; «Du Schalksnarr Zarathustra, wie göttlich hast du zu dem letzten Menschen geredet, der noch an Gott glaubt!»). [791]
Исследование шутовской ипостаси ницшевской экзистенции и ницшевского письма нуждается в соответствующем методологическом и концептуальном горизонте. Такой горизонт представлен в работах М. М. Бахтина, признанного исследователя и философа народно-смеховой культуры. Используя разработки русского мыслителя, можно раскрыть содержание ницшевского философского мировоззрения в существенно новом аспекте.
Согласно М. Бахтину, смех представляет собой не частное явление психического порядка, но особую точку зрения на мир. Смех есть определенный способ бытия. Так, говоря о работе Л. Е. Пинского по проблеме комического у Рабле, Бахтин отмечает: «Его интересуют не внешние формальные приемы комического, а именно его источники в самом бытии, так сказать, комика самого бытия. Основным источником смеха он считает «движение самой жизни», то есть, становление, смену, веселую относительность бытия». [792]Смех как онтологический феномен есть, таким образом, утверждение становления, временности и преобразуемости всего существующего. В противовес застывшей определенности готового бытия смех раскрывает вечную «неготовость», открытость существования. Смех осуществляет трансгрессию официального и серьезного, полагающего запреты и вызывающего страх – страх «перед всем освященным и запретным («мана» и «табу»), перед властью божеской и человеческой, перед авторитарными заповедями и запретами, перед смертью и загробными воздаяниями, перед адом, перед всем, что страшнее земли». [793]Смех есть не что иное, как трансгрессия. [794]
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу