Николай Межевич - Государства Прибалтики 2.0. Четверть века «вторых республик»

На указанных рубежах были установлены сотни орудий калибром от 305-мм (дальнобойность 147 кабельтовых) до 75-мм (дальнобойность 34 кабельтовых). Общая деморализация армии и флота, революция в Российской империи, обретение государственной независимости Финляндией, Латвией и Эстонией и быстрое продвижение немецких войск в совокупности привели к тому, что большая часть артиллерийских систем крупных калибров попала в распоряжение рейхсвера, вооруженных сил Финляндии и Эстонии. В Финляндии большинство из них было сохранено в боевом состоянии; более того, позиции были усовершенствованы и дооборудованы. Долгое время считалось, что в Эстонии тяжелой артиллерии калибра 305 мм не сохранилось. Это мнение основывалось на том факте, что на боевых позициях в 1940 году не было принято тяжелого вооружения указанного калибра. Однако это не так. Эстония имела тяжелые артиллерийские системы, восстановленные с помощью Финляндии. Для разъяснения ситуации приведем выдержку из плана модернизации обороны государства, представленного президенту Эстонии начальником штаба вооруженных сил (генерал-майор Н. Реэк) 14 декабря 1937 года. «…Морские крепости. С сооружением 305-миллиметровой бронированной башни на Найссааре значительно укрепилась бы огневая система наших морских крепостей… После модернизации 305-миллиметровых орудий с целью увеличения дальности стрельбы они смогут перекрыть огнем весь Финский залив на общей линии Таллинн – Порккала. Тем самым стало бы возможным, например, в случае военного конфликта с восточным соседом, создать ощутимые препятствия для выхода его флота на линию Найссаар – Порккала…» [67]

В сотрудничестве с Эстонским генеральным штабом в 30-е гг. началось активное оборудование побережья Финского залива на самом узком его участке тяжелой артиллерией, способной полностью блокировать выход советского флота из Кронштадта в Балтийское море. Кроме этого, в сотрудничестве с Эстонией планировалось создать широкую минную позицию в той же части Финского залива и активно использовать прежде всего подводный флот. Как отмечает финский военный историк, доктор государственных наук, доцент Хельсинского университета Яри Лескинен, «совместные планы финских и эстонских флотов достигли такой стадии, когда эстонские подводные лодки при возникновении войны присоединялись к финскому флоту под финским руководством» [68]. (2 современных высокоэффективных подводных минных заградителя «Лембит» и «Калев» британской постройки.) По замыслам флотоводцев, 5 подводных лодок флота Финляндии и 2 – Эстонии в случае нападения СССР должны были действовать под единым командованием финской стороны [69].

Опираясь на вновь открытые архивные документы, в своей статье «Тайное военное сотрудничество Финляндии и Эстонии против СССР» Я. Лескинен замечает: «…созданная прежними историческими исследованиями картина пассивной политики Финляндии и Эстонии в области обеспечения безопасности в период между мировыми войнами абсолютно неверна» [70]. Автор указывает на существование договоренностей о совместном командовании ВМФ и береговой артиллерией. Таким образом, 7 подводных лодок (5 финских и 2 эстонских), подпирая минно-артиллерийскую позицию Макилуото – Найссаар (калибр орудий – 305 мм) становились непреодолимым препятствием для Балтийского флота. Сотрудничество развивалось настолько активно, что последние совместные стрельбы были организованы летом 1939 года. В этом контексте нельзя согласиться с позицией президента Эстонии Тоомаса Хендрика Ильвеса, выступившего в марте 2007 года в ходе государственного визита в Финляндию с речью в актовом зале Хельсинкского университета. Президент Эстонии выразил сожаление, что Эстония в 1939 году была слишком слаба, чтобы сражаться плечом к плечу с защищающими себя финнами [71]. Данные о финско-эстонском сотрудничестве в военной сфере свидетельствуют об обратном.

Итак, современные данные свидетельствуют о том, что Эстония, с одной стороны, активно участвовала в военном планировании, направленном против СССР, а с другой стороны – наращивала германскую ориентацию во внешней политике. Однако убедительно показав этот факт, историки не делают следующего шага. Да, в 1924 году представителями 19 государств был подписан Женевский протокол о мирном разрешении международных споров, в котором было закреплено определение агрессивной войны как международного преступления [72]. Значение Женевского протокола 1924 года было высоко оценено в приговоре Нюрнбергского трибунала: «Хотя этот протокол никогда не был ратифицирован, он был подписан руководящими государственными деятелями мира, представляющими подавляющее большинство цивилизованных государств и народов, и может рассматриваться, как убедительное доказательство намерения заклеймить агрессивную войну как международное преступление» [73].