Это соображение позволяет нам уйти в разговоре от «астрономического» аспекта. Маловероятно, чтобы создатели сюжета о Соловье наблюдали падение лошадей на колени при пролете болида — очень уж редкое это явление, да и никаких следов его влияния на образ Соловья-разбойника нет. Жизненным материалом для эпизода с конем Ильи стали какие-то иные, более будничные ситуации. Какие — определить не берусь, но, может быть, это и не столь существенно. Во всяком случае, директор Музея коневодства Д. Я. Гуревич, к которому я обратился за консультацией по данному вопросу, уверено заявил, что дело здесь не во внешних воздействиях на животное, а в его элементарном спотыкании. Испуг только провоцирует это. В принципе любой неожиданный раздражитель, будь то громкий свист, пролет болида, сильный раскат грома или что-то еще, может заставить лошадь сделать резкое движение, споткнуться о неровности почвы и упасть на передние колени. Вернее, на запястные суставы, как любят поправлять профанов специалисты: коленей в строгом смысле передние ноги лошади не имеют.
Приведенная точка зрения, по-видимому, не расходится с мнением народных хранителей сюжета о Соловье-разбойнике, большинству из которых были отлично знакомы повадки лошадей. Посмотрим на варьирование эпизода в различных записях произведения. Часть былинных вариантов говорит, что от свиста конь Ильи споткнулся. Этот мотив для фольклора традиционен (конь спотыкается, предчувствуя беду), но в данной былине он «пришлый», вторичный, и замена им мотива падения коня на колени подчеркивает смысловую близость обоих явлений для сказительской среды. Иной раз исполнители прямо указывали на причинную связь между ними; согласно некоторым, правда, очень редким, записям, конь Ильи сперва споткнулся, а затем упал на колени, или просто «споткнулся на колени со свиста», или даже «спотыкнулся на карачки со всех четырех ног», как сказано в одной рукописной повести XVIII века явно под влиянием какого-то устного источника. Но важно в вариантных добавлениях и другое — мысль об испуге коня. Именно этим сказители пытались объяснить и падение его на колени, и спотыкание. Порой же они вовсе уходили от традиционной версии и взамен сообщали, что богатырский конь от свиста «вздрогнул», «остановился как вкопанный», «скакал на ноги задние», — всякий раз, как мы видим, выбирались типичные для лошадей реакции испуга.
Однако самым важным является то, что такую же мотивировку поведения коня, судя по всему, подразумевали и создатели былины. Мы еще не заслушали мнение главного свидетеля. Когда под Ильей конь пал на колени, он получил от хозяина гневную отповедь:
— Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!
Не слыхал ты посвисту соловьего,
Не слыхал ты покрику звериного?..
То есть конь испугался звука, а не был сбит с ног налетевшим ураганом (хотя леса в тот момент пригнулись) и не потерял устойчивость из-за предательского дрожания «матери — сырой земли». Именно так следует понимать слова Ильи Муромца, а уж его-то оценке происшедшего мы можем довериться…
Рассмотрение эпизода с конем не то чтобы поколебало нашу рабочую гипотезу о механизме действия свиста, но заставило принять во внимание и принципиально новый аспект — психологический. Тем интереснее обратиться теперь к влиянию соловьиного оружия на человека.
Наиболее информативна в этом отношении сцена, когда Соловей свистит в Киеве, в княжеских палатах. Поначалу реакция людей на свист изображалась так: все присутствовавшие попадали, еле удержались на ногах только князь Владимир со княгинею, да и то благодаря помощи Ильи, с самим же богатырем ничего не случилось. Время нарушило стройность этой схемы. К двум основным мотивам, характеризующим реакцию киевлян («еле устояли» — «упали»), добавилось множество новых. По вариантам былины, люди в Киеве — а порой уже и сам Владимир — от соловьиного свиста шатаются, падают на колени (явно по примеру коня Ильи), ползают на четвереньках, катаются по земле и т. п. Тем не менее все эти поздние мотивы лишь подчеркивают, проявляют разными гранями изначально содержавшуюся в былине мысль: человеку при свисте Соловья-разбойника трудно устоять на ногах.
Очень естественно увидеть здесь новое подтверждение того, что разбойник «все низвергал своим посвистом, словно напором стремительного вихря» (характеристика А. Н. Афанасьева). С другой стороны, можно было бы привести немало рассказов, как люди падали, шатались или опускались на четвереньки во время землетрясений. Разумеется, отмечены такие факты и свидетелями Тунгусской катастрофы, причем случалось это с людьми и на открытом пространстве, и внутри помещений — к примеру, в одном доме человека после взрыва «качнуло, словно от сильного ветра», а сидевших в другой избе, очевидно за утренней трапезой, «сбросило с лавок на пол». Короче, по внешним признакам человеческая реакция на свист Соловья полностью соответствует нашей исходной гипотезе о характере его действия: «сотрясающая буря».
Читать дальше