Илья Виницкий - Граф Сардинский - Дмитрий Хвостов и русская культура

Представления Пушкина об отсутствии иерархии в поэзии и свободе поэта в выборе объектов для художественного изображения близки воззрениям Байрона, выраженным в памфлете против Боулса и Кэмпбелла, привлекшем внимание русского поэта весной 1825 года. Интересно заметить, что в центре этого остроумного памфлета находился образ морского корабля. По Кэмпбеллу, предложившему этот образ в качестве примера, поэтичность корабля зависит всецело от искусства поэта. По Боулсу, она определяется самой природой. По Байрону, выходящему в своей критической философии за пределы бинарного мышления, – тесной и подвижной связью природы и искусства. Как замечает исследователь этой полемики Т. Хоу, Байрону претила мысль Боулса о том, что поэзия может быть разобрана и изучена по частям, «as if criticism were a kind of scientific experiment». Она существует в неразрывном единстве между человеческой деятельностью и естественным миром: «it is “reciprocal”, and it is in its reciprocities that we find poetry’s ethical basis in its resistance to simple categorisation» [Хоу: 213]. Это внутреннее «сопротивление простой категоризации» – движущая сила Пушкина – поэта и человека – в интересующий нас период.

Чижевский обращает внимание на то, что «те же антитезы – море и “берег”, штиль и буря» до того использовались Пушкиным в стихотворении «Земля и море» (1821), завершавшемся «противопоставлением мореплавателя – “игралища слепой пучины” и самого поэта, “внимающего” “в надежной тишине” “шум ручья долины”». В этой антитезе исследователь видел «один из примеров той романтической “амбивалентности” высказываний в поэзии, с которой у Пушкина встречаемся не раз» [Чижевский: 17]. Любопытно заметить, что пушкинская элегия «К морю» не понравилась Хвостову: «во вкусе дум Рылеева, хотя слог не столько холоден и менее натянут» [Западов: 272].

«Извольте же заглянуть в 15 и 16 № “Сына Отечества”. Там неизвестный пиит на образчик выставляет нам отрывок из поэмы своей Людмила и Руслан (не Еруслан ли?)» [Глаголев: 27]. Авторство этой «благонамеренной» статьи, подписанной «Житель Бутырской слободы», Пушкин приписывал редактору «Вестника Европы» и врагу арзамасцев Каченовскому. На самом деле она была написана А.Г. Глаголевым.

«Что утонуть не мог он от паденья, / Пожалуй, объяснить не мудрено: / Всплывает на поверхность, к сожаленью, / Вся грязь и мерзость – так заведено! / И сор и пробки – все несет теченье / Реки времен. Писака все равно / “Видения” кропать не перестанет: / Беда, беда, коль бес ханжою станет!» (Неточный перевод В. Луговского) [Байрон: 269]. Об идеологическом подтексте байроновской шутки смотрите [Кохран: 197–198]

Вариант: «Возьми тебя Байрóн!» Сии стихи представляют собой обработанную цитату из финала вышеупомянутой сатирической поэмы лорда Байрона.

«Under the mask of high mummery Pushkin smuggles in his private truth» [Набоков: 310]. Очень близки мне, коллега, мысли Б.М. Гаспарова о движении Пушкина к романтизму [Гаспаров 2003: 537–567], а не преодолении оного во второй половине 1820-х – 1830-е годы [Жирмунский 1978: 368; Долинин: 202–215].

Составитель Ольга Абрамович