Илья Виницкий - Граф Сардинский - Дмитрий Хвостов и русская культура

«Под влиянием старости и от беспрерывной лести Хвостов в последние годы своей жизни представляет высоко комическое и печальное явление, до чего может дойти славолюбие слабого человека» [Колбасин: 172].

«Поэзия, или прекрасное в поезии, – разъяснял он мысль своего переводного трактата «О прекрасном в творениях разума», – тогда только заслуживают внимание, когда обращаются в пользу или утешение человечества». И добавлял: «Поезия в целом не есть исток ума, а сердца» (Труды общества любителей российской словесности. 1820. Т. 20. С. 91).

«Гаврила Романович, – писал он, – кажется, ошибается, полагая, что названный им поэт не способен к лирическому роду» [Державин: III, 750].

Смотрите его письмо о поэзии князю Цертелеву, опубликованное в третьей части журнала «Невский зритель» за 1820 год (с. 274).

Следует добавить: «и крот».

В своем сельскохозяйственном энтузиазме Хвостов был сыном екатерининского века. Одной из важнейших целей дворянства, провозглашенных императрицей, было «исправление земледелия и домостроительства» в России, которому должно было способствовать открытое в первый период ее царствования Вольное экономическое общество – старейший культурно-просветительский союз в России, объединивший группу ученых и образованных вельмож (см.: «Императорское вольное экономическое общество», Торгово-промышленный мир России. Пг., 1916. С. 51–53). О роли этого общества в истории формирования русского дворянского сознания и развитии помещичьей темы в русской литературе посмотрите, если хотите: Bradley Joseph . Voluntary Associations in Tsarist Russia: Science, Patriotism, and Civil Society (c. 57, 64); и книгу Бэллы Григорян «Noble Subjects: A Political History of the Russian Novel, 1762–1861» (в этом прекрасном исследовании рассматриваются только прозаические произведения русских авторов; между тем муза земледелия вдохновляла и многих поэтов XVIII–XIX веков – от Державина до Фета и, уже в XX веке, Заболоцкого).

Стихи Хвостова о диковинном злаке, выросшем у него на трудом и любовью возделанной почве, незамедлительно становятся добычей его проголодавшихся зоилов. Пятиколосный колосок, на который хозяйственный автор возлагал большие надежды, был превращен ими в аллегорический образ диковинной поэзии самого диковинного графа. Так, «Северная пчела» пожелала «премудрой природе» даровать графу Хвостову по пятиколосному колоску за каждый удачный стих. Эта шутка разошлась и по другим изданиям. Граф опять обиделся.

Хвостов «достойно кончает Анакреонизмом», как выразился один из почитателей творчества графа [Георгиевский: 183]. Конечно же, здесь сказывается влияние «позднего» Державина, которого граф Хвостов стремился заменить на российском Олимпе.

Этот стих, отражающий самый дух российской вельможной поэзии, обыгрывается в пасхальном письме А.И. Тургенева к князю Вяземскому от 4 апреля 1822 года [ОА: II, 248].

Увеселения публики // Отечественные записки. Ч. 34. СПб., 1828. С. 179–180.

Стихотворение Жуковского было напечатано в «Памятнике отечественных муз за 1827 год».

Н.И. Пашков и князья С.Г. и В.И. Голицыны были в числе солистов.

Я имею в виду такие, например, стихи Заболоцкого: «Тут гор американские хребты! / Над ними девочки, богини красоты, / В повозки быстрые запрятались, / Повозки катятся вперед, / Красотки нежные расплакались, / Упав совсем на кавалеров… / И много было тут других примеров» (цитирую по памяти).

Возможно, он был навеян соответствующим фрагментом из статьи о нарышкинских увеселениях в «Отечественных записках»: «в сих концертах… все совокуплено было для поражения слуха и глаз самым приятным, очаровательным образом».

Виницкий Илья . «Человек рассеянный»: Alexis Eustaphieve (1799–1857) как национальный проект // Новое литературное обозрение. 2014. № 130. С. 94–111. Неплохая работа.

Об этом скандале сообщал своему корреспонденту известный собиратель столичных вестей А.Я. Булгаков: «Музыканта Мейера поколотили за то, что он кабалировал против девицы, игравшей на фортепиано в концерте любителей у Нарышкина. Кабалировать было трудно, но видно смеялся и это не хорошо, а девица-то дочь бывшего нашего консула в Америке Евстафьева, прекрасная и мастерица играть. Этого не довольно, ибо никто бы не узнал о побоях, но после разосланы были во многия места письма под номерами (то, которое читал Полетика, было под № 180), в коих трагическое это происшествие описано самым смешным образом: Оn а battu la mesurе et joué des trillers sur le dos et les autres раrties du сorрrs dе Меуеr и пр. Если попадется мне такое письмо для куриоза пришлю тебе» (Русский архив. 1903. № 9. Т. 41. С. 112).