Элизабет Лофтус - Миф об утраченных воспоминаниях [Как вспомнить то, чего не было] [litres]

Она с любовью писала о своей младшей дочери. «Она была прекрасным, любящим ребенком, драгоценной малышкой, которую все просто обожали».

Она пыталась отыскать причины, которые могли бы объяснить обрушившуюся на них трагедию. «Оглядываясь назад, я могу вспомнить лишь один упрек, который я когда-либо слышала от друзей или родственников по поводу воспитания детей: все они говорили, что я слишком балую Меган. Возможно, я и правда ее баловала. Она была такой милой и замечательной девочкой, и я, пожалуй, давала ей все, чего бы она ни захотела».

Но настоящие проблемы, по предположению Доун, начались с решения взять на воспитание приемных детей. Лишь гораздо позднее они узнали, что Меган и ее приемный брат Патрик состояли в сексуальных отношениях, когда девочке было всего лишь двенадцать лет. По-видимому, Меган согласилась на поцелуи и легкие ласки, но вскоре после этого стала испытывать огромное чувство вины и стыда, и в начальных классах средней школы у нее появились проблемы с учебой. «Теперь мы думаем, что виной тому были проблемы с Патриком, но мы никогда об этом не знали и даже не подозревали. Я так горько плакала при мысли о том, что все эти годы она носила в себе такую ношу и ни с кем ею не делилась».

Доун продолжала писать, рассказывая о причинах, которыми была вызвана боль ее дочери. Возможно, Меган отстранилась от семьи из-за «конфликта ценностей». «Меган спала по меньшей мере с шестью мужчинами/парнями (о которых нам известно) и какое-то время жила с одним из них после окончания школы. Мы думаем, это вызывало у нее сильное чувство вины, ведь ее воспитывали по-другому, и нам кажется, что раньше она разделяла наши ценности».

Возможно, в какой-то момент ее домогалась няня или неподобающим образом трогал кто-то из родственников, и из-за эмоциональных переживаний она перепутала воспоминания, вообразив, что ее насиловал отец. «Мы не знаем. И возможно, никогда не узнаем. Мы знаем лишь то, что никогда не причиняли ей вреда , только любили и поддерживали ее. Мы понятия не имеем, что сделали не так. Мы были отнюдь не идеальными родителями, но мы не насиловали ни ее, ни кого-либо еще».

В конце письма Доун просила психотерапевта попытаться понять ее родительские чувства и сильнейшее горе, которое она испытывает, без видимых причин потеряв дочь. Читая заключительные абзацы, Майк почувствовал, как у него сжалось сердце, словно его взяли в тиски.

В начале письма я спросила, есть ли у вас дети, ведь тогда вы, возможно, поняли бы, какую потерю мы пережили. Вы в муках даете ребенку жизнь, меняете ему подгузники, кормите и одеваете его, заботитесь о своем крохотном малыше, кажется, целую вечность. Все это того стоит, ведь у вас есть возможность наблюдать за тем, как малышка вырастает в прекрасную маленькую девочку. Вы ходите на ее хоровые выступления, спортивные соревнования, выпускные. Вы выдерживаете эпопею с брекетами, водите ее на бесконечные приемы к стоматологу, ходите с ней удалять гланды и зубы мудрости. Лечите отиты, простуды, корь и ветрянку. Вы всегда рядом, что бы ни случилось. Вы любите ее всем сердцем, и вдруг происходит это. Вы можете представить себе отчаяние родителя, чей любимый и драгоценный ребенок говорит ему, что больше никогда не хочет с ним разговаривать? Она отказывается обсуждать все эти дикие расплывчатые обвинения. Нам не удается пообщаться с ней, чтобы выяснить суть происходящего… Майк послал вам то безэмоциональное письмо, потому что так надлежит поступать мужчине, – но в душе он умирает от горя. Я беспокоюсь о нем, ведь у него больное сердце, и в конце концов это его убьет. Это лишь вопрос времени.

Мы любим ее и сделаем что угодно, лишь бы сохранить ее и уладить наши отношения. Мы не знаем, что случилось, но хотим узнать. Ее бабушка, тети, кузены, ее сестра и брат – все они раздавлены горем. Они ничего не делали, лишь любили и лелеяли ее всю ее жизнь. За что же их наказывают? Мы не понимаем. Вы поможете нам понять?

Майк сложил письма обратно в папку, проверив, чтобы они лежали в хронологическом порядке. Потом он еще раз перечитал письма Меган и даже протянул руку, чтобы дотронуться до строк, написанных его дочерью, в надежде, что через впитавшиеся в бумагу чернила он сможет почувствовать ее боль и понять ее душевные страдания. Сами слова его не волновали. Ему было все равно, знал ли кто-то в Сидар-Рапидс об этих обвинениях, ведь он каждой клеточкой своего тела чувствовал, что никогда не насиловал свою дочь. Ему попросту не было дела до того, что думали другие. Он беспокоился лишь о жене, о своей старшей дочери и о сыне, которым разбили сердце, и о Меган, у которой украли душу. Он был полон решимости выяснить, что заставило ее превратиться в эту злобную, мстительную, чужую для них незнакомку, которая променяла всю свою семью на психотерапевта и подруг из группы жертв инцеста, попутно сменив Меган, дочь Майка и Доун, на новую личность – «жертву инцеста».