Оба слова переводятся на кечуа как турминту (от испанского торменто ).
В царстве духа-хозяина они избегают судного дня, хуисию пунья.
См. Peirce, CP 6.101.
Джонатан Хилл (Hill, 1998) и несколько других авторов сборника под его редакцией критикуют предложенное Леви-Строссом разделение обществ на горячие и холодные. По мнению Хилла, такое разделение сглаживает то, что жители Амазонии во многих отношениях являются продуктами истории, производят и осознают ее. Питер Гоу (Gow, 2001) считает, что такая критика не улавливает сути идеи Леви-Стросса: мифы – это реакции на историю, которые являются, как пишет Гоу, «инструментами забвения времени» (27). Это свойство мифов не вызывает сомнений, но почему – на этот вопрос анализ Гоу не дает столь ясного ответа. Я считаю, что безвременье является следствием своеобразных свойств формы.
Ср. Леви-Стросс: «обломков, остатков психологических или исторических процессов… которые предстают, как таковые, только в свете той истории, что их производит, а не с точки зрения той логики, которой они служат» (Lévi-Strauss, 1966: 35). [Цит. по: Леви-Стросс, К. Тотемизм сегодня. Неприрученная мысль / пер. с фр. А.Б. Островского. М.: Академический Проект, 2008.]
См. рассуждение о том, что амазонский ландшафт и естественная история всегда в некотором смысле социальные: Raffles, 2002. См. анализ «мифа первичности» (pristine myth) и обзор литературы об антропогенных лесах: Denevan, 1992; Cleary, 2001. И хотя я не отрицаю важность историзации «естественной истории», моя позиция несколько иная. Представление о том, что любая природа уже является исторической, связана с проблемой репрезентации, с которой мы сталкиваемся в нашей области, а именно: мы не умеем говорить о том, что находится вне специфической для человека конвенциональной логики символической референции, не сводя при этом человека к материи (см. Главу 1).
Об упованиях на симметрические отношения между жителями Верхней Амазонии и европейцами: Taylor, 1999: 218.
См. более подробное изложение: Kohn, 2002b: 363–64.
Современные жители Авилы подробно пересказывают миф, объясняющий то, почему один король, которого иногда называют Инка, отказался от попыток построить Кито возле Авилы и в конечном счете заложил город в Андах. Некоторые даже видят в ландшафте местных джунглей остатки несостоявшегося Кито. Идея о том, что город Кито весьма буквально покинул регион, встречается также в соседней общине Оякачи (см. Kohn, 2000b: 249–50; Kohn, 2002a).
Существуют также абсолютно человеческие контексты распространения формы. Одним из таких примеров является советский «поздний социализм» (см. Yurchak, 2006, 2008; а также мой комментарий ко второй из этих публикаций [Kohn, 2008]). Здесь разрыв между официальной дискурсивной формой и ее конкретной индексальной отсылкой – где эта форма , поддерживалась всей мощью советского государства – способствовал спонтанному возникновению одновременно в различных частях Советского Союза невидимой самоорганизующейся внегосударственной политической жизни. Юрчак метко называет это «политикой вненаходимости» или «политикой неразличения» (politics of indistinction) – в этом подходе люди воспроизводили и множили официальные дискурсивные формы для достижения своих собственных целей, вместо того чтобы молча уступать этим формам или сопротивляться им.
См. Peirce, 1998d: 4; ср. Bateson, 2000d: 135.
Цит. по: Colapietro, 1989: 38. Спасибо Фрэнку Сэломону, обратившему мое внимание на этот отрывок.
Сахину чуспи ( кечуа [ рус . – мухи пекари]); Diptera ( лат. ).
Основываясь на понимании Фрейдом жуткого как «той разновидности пугающего, которое имеет начало в давно известном, в издавна привычном» (Freud, 2003: 124, цит по: Фрейд, З. Жуткое / пер. Р. Ф. Додельцева // Художник и фантазирование. М.: Республика, 1995), я хочу упомянуть обсуждение Мари Вейсмантель (Weismantel, 2001) пиштако – обитающего в Андах белого злого духа, который питается жиром индейцев. Пиштако, как и полицейский для Освальдо, глубоко укоренен в жуткое – пугающее, но такое близкое и знакомое – понимание жизни в Андах.
И все же такая обобщенная власть не могла бы существовать без конкретных проявлений. В конечном счете структуры доминирования приобретают свою «грубую» силу посредством того, что Пирс назвал «вторичностью» (см. Главу 1), которая воплощается, согласно одному из приведенных им примеров, в «руке шерифа» на твоем плече (CP 1.24) или, как в случае с Освальдо, в полицейском, неожиданно появляющемся на пороге дома друга (см. CP 1.213). Тем не менее, подчеркивает Батлер, власть – нечто большее, чем легко направляемая вовне брутальность.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу