Бернар Вербер - Энциклопедия абсолютного и относительного знания

Первый день: муравей раз за разом тянет щепку, немного ее приподнимает и отпускает, снова приподнимает.

Второй день: то же самое занятие. Муравей также пытается подпиливать основание щепки – безрезультатно.

Третий день: то же самое. Можно предположить, что муравей попал в замкнутый круг неверных рассуждений и упирается, потому что не может придумать ничего другого. Если это так, то с интеллектом у него туго.

Четвертый день: изменений нет.

Как и на пятый день.

Шестой день: встав утром, я обнаружил, что щепка извлечена из дырки. Видимо, это произошло ночью.

Опыт возобновляется, теперь все снимает видеокамера.

Содержание опыта: другой муравей того же вида из того же гнезда.

Первый день: муравей тянет, толкает, кусает щепочку – все безрезультатно.

Второй день: все то же самое.

Третий день: готово! Муравей нашел способ, тянет щепочку, подпирает ее, заполняя отверстие своим раздутым брюшком, отпускает щепочку, потом все начинается сначала. Так, потихоньку, он медленно вынимает щепку из дырки.

Дело сделано!

Муравьи – единственные общественные насекомые с наступательной армией.

Термиты и пчелы, менее утонченные виды – роялисты и лоялисты, используют своих солдат только для обороны поселения или для защиты рабочих, оказавшихся на большом расстоянии. Термитник или улей редко ведет завоевательную кампанию. А вот пример настоящего завоевания…

В 1920 г. во Франции высадились аргентинские муравьи ( Iridomyrmex humilis ). Видимо, они попали туда вместе с олеандрами, привезенными для украшения дорог Лазурного Берега. Впервые их обнаружили в 1866 г. в Буэнос-Айресе, отсюда название. К 1891 г. они добрались до США (Новый Орлеан). В соломенных подстилках аргентинских лошадей они попали в 1908 г. в Южную Африку, в 1910 г. в Чили, в 1917 г. в Австралию.

Этот вид отличается не только крошечным размером, делающим его пигмеем среди пигмеев, но и умом и боевой агрессивностью. Все это – главные его свойства.

Чтобы не рисковать в период роения, матки аргентинских муравьев не отправляются в свободный полет, а совокупляются в подземных помещениях. Поэтому колония не теряет 98 % маток (которых во время брачного полета расклевали бы птицы).

В своих муравейниках аргентинские муравьи не зависят от единственной матки: у них их два десятка, легко заменяющих одна другую. Еще одна особенность: этот вид демонстрирует солидарность на планетарном уровне. Если взять аргентинского муравья в Австралии и выпустить его в Чили, то соплеменники немедленно его признают. Для сравнения, если особь Lasius niger переселить в муравейник этого вида в пятистах метрах, то этого муравья мгновенно прикончат.

Закрепившись на юге Франции, аргентинские муравьи повели войну против всех местных видов – и победили! В 1960 г. они перевалили через Пиренеи и пришли в Барселону. В 1967 г. они штурмовали Альпы и распространились до Рима. В 70-е гг. Iridomyrmex humilis начали движение на север. Считается, что жарким летом в конце 90-х гг. они форсировали Луару. А вот тут эти захватчики, не уступающие в военной стратегии Цезарю и Наполеону, столкнулись с двумя чуть более неуступчивыми видами: это рыжие муравьи (южнее и восточнее парижского региона) и фараоновы муравьи (севернее и западнее Парижа).

Способны ли муравьи страдать? Априори – нет. У них нет нервной системы, приспособленной для этой цели. Нет нервных окончаний – нечему посылать сигналы о боли. Это может служить объяснением, почему кусочки муравья продолжают жить отдельно от остального тела, причем иногда довольно долго.

Отсутствие боли – источник целого фантастического мира. Нет боли – нет страха, нет, быть может, даже осознания своего «я». Энтомологи долго придерживались мнения, что муравьи не страдают, что и объясняет слитность их общества. Это объясняет вообще все – и ровным счетом ничего. У этого подхода есть и другое достоинство: мы можем убивать их, не испытывая угрызений совести. А вот меня существо, не испытывающее боли… сильно пугает.

Но это неверное суждение. Обезглавленный муравей издает особенный запах – запах боли. Значит, что-то все-таки происходит. Электрического нервного импульса у муравья нет, а химический есть. Муравей знает, что от него отрезали кусок, и страдает. Страдает по-своему, совсем не так, как мы, но – страдает.