Гэри Фрэнсион - Еда как проявление твоей заботы. Исследование этических вопросов употребления в пищу животных

Во-вторых, с психологической точки зрения, это предложение является наиболее нереалистичным. Мы бы не стали есть животных, если бы мы думали о них так же, как мы думаем о наших собаках, кошках и других домашних животных-компаньонах.

Мы знали пару, которая решила, что они хотят продолжать есть продукты животного происхождения, но будут сами производить мясо, молоко и яйца на маленькой ферме, которой они владели. Они триумфально объявили, что смогут выращивать и убивать животных без причинения им страданий больших, чем страдали бы их собаки и кошки, которых они любили и чьи интересы всегда стремились защитить.

Мы были настроены скептически именно потому, что мы знали, что раз они относятся к коровам, свиньям и цыплятам так же, как относятся к своим собакам и кошкам, они не смогут есть этих животных так же, как не стали бы есть своих собак и кошек. И именно это и произошло.

Примерно через два года они забросили ферму и перестали есть все продукты животного происхождения. «Они стали семьей; мы просто не могли их съесть», как они выразились. Тем из нас, кто живет с домашними животными-компаньонами, мысль о том, чтобы их съесть, никогда не приходит в голову. Если бы мы стали относиться к животным, которых мы используем для еды, так же, как мы относимся к нашим домашним питомцам-компаньонам, мы бы тоже не стали их есть.

В этом все и дело. Если включается свет и мы видим, что мы все Майкл Вик, то нужно не быть Майклом Виком и перестать потреблять продукты животного происхождения. Решение не в том, чтобы обращаться с животными, которых мы собираемся съесть, так же, как мы обращаемся с собаками и кошками.

В-третьих, с философской точки зрения, этот вопрос предполагает, что, если бы мы могли использовать животных, не заставляя их страдать, безболезненное убийство нами животного само по себе не было бы чем-то, что принесло бы вред животному.

Это резко контрастирует с тем, как мы думаем о людях. Да, страдания — это плохо, но мы считаем смерть, даже безболезненную, очень плохим явлением. У нас, у людей, есть стремление продолжать жить. Смерть разрушает это стремление, которое отлично от стремления избежать страданий. Мы не хотим страдать; мы также не хотим умирать. Животные, как многие говорят, не хотят страдать, но им все равно умрут они или нет если акт убийства не связан с причинением страданий; страдание, а не убийство, — вот что беспокоит животное.

Эта идея, в разных формах, существует уже сотни лет. Моральная интуиция, которую мы все сейчас разделяем, что животные имеют моральное значение, но меньшее чем люди, и что мы можем использовать животных, когда в этом есть потребность в той мере, в которой мы можем минимизировать их страдания, это идея, возникшая в 19 веке. Она предполагала, что использовать животных при необходимости допустимо, потому что, в отличие от людей, они не обладают самосознанием и у них нет стремления к продолжению жизни; то есть, они не предпочитают, или не желают, или не хотят остаться в живых.

Эта идея, которая безусловно заставляет нас чувствовать себя комфортнее в связи с убийством животных ради еды, была безумной в 19 веке. Она остается безумной и сейчас.

Крайне странно говорить, что смерть не наносит вред любому чувствующему существу. Способность ощущать не является свойством, которое развилось, чтобы служить самоцелью. Напротив, это способность, которая позволяет существам распознавать ситуации, могущие причинить вред и угрожающие выживанию. Способность ощущать — это средство для достижения цели продолжающегося существования. Чувствующие существа, в силу их способности ощущать, стремятся оставаться в живых; это значит, что они предпочитают, хотят или желают оставаться в живых.

Говорить, что смерть не причиняет вреда чувствующему существу, значит отрицать, что у этого существа есть такое стремление, обеспечению которого и служит способность к ощущениям. Это будет аналогичным высказыванию, что у существа, имеющего глаза, нет потребности в том, чтобы продолжать видеть, или что ослепление не принесет ему вреда. Джайны Индии хорошо выразили это давным-давно: «Все существа любят жизнь, любят удовольствия, ненавидят боль, избегают уничтожения, любят жизнь, стремятся жить. Жизнь дорога для всех». [29] Ачаранга Сутра / Acaranga Sutra, at. 1.4.1.

Мнение о том, что животные не обладают самосознанием не основано ни на чем большем, кроме как на допущении, что единственный способ быть самосознательным означает иметь самосознание взрослого человека. Это, безусловно, один из способов быть самосознательным. Но не единственный. Как заметил биолог Дональд Гриффин (Donald Griffin), один из самых значимых когнитивных этологов двадцатого века, в своей книге «Животный Разум» ( Animal Minds ): если животные вообще что-нибудь осознают, «собственное тело животного и его собственные поступки должны попадать в круг его воспринимающего сознания». Тем не менее, мы отрицаем самосознание у животных, потому что утверждаем, что они не могут «обдумывать такие мысли, как «я тот, кто бежит, или поднимается по этому дереву, или гонится за этой бабочкой». Гриффин утверждает, что «когда животное сознательно воспринимает бег, лазание по дереву или погоню за бабочкой другого животного, оно также должно понимать, кто делает эти вещи. И если животное сознательно воспринимает свое собственное тело, трудно исключить, что оно похожим образом осознает, что это оно само бежит, взбирается на дерево или гонится за бабочкой». Он приходит к выводу, что «если животные способны к осознанию через восприятие, отрицать наличие у них определённого уровня самосознания было бы произвольным и неоправданным ограничением». [30] Дональд Р. Гриффин “Ум животных: от Познания к Сознанию” Donald R. Griffin, Animal Minds : Beyond Cognition to Consciousness (University of Chicago Press 2001), p. 274.