Рахул Джандиал - Нейрофитнес. Рекомендации нейрохирурга для улучшения работы мозга

– Так вот, сэр, компьютерная томография показала субдуральную гематому. Достаточно крупную и опасную.

– Опять вы со своими церемониями. Не называйте меня сэром. Здесь вы мой врач, мне нужно, чтобы вы сделали мне операцию, и прошу вас обходиться со мной как с пациентом, не более того.

– Но, Уильям, вы вдвое меня старше, и я всего лишь проявляю элементарное уважение.

– Скорее, втрое, я старше вас почти втрое.

Как следовало из карты Уильяма, он обратился в больницу сегодня около восьми утра с жалобами, что плохо двигается левая рука. КТ мозга выявила обширное кровоизлияние в правом полушарии между мозгом и твердой мозговой (дуральной) оболочкой, поэтому диагноз был субдуральная гематома .

– Сколько ей времени? – спросил Уильям.

– Порядком, – ответил я.

Дело в том, что на скане гематома проявилась в виде темного пятна, и это означало, что ей несколько недель. Свежая гематома при сканировании выглядит как ярко-белое пятно.

– Размеры? – продолжил расспросы Уильям.

– Гематома обширная, – сказал я. – Чуть больше пяти сантиметров в глубину и почти 18 шириной, накрывает все правое полушарие.

– А все чертов аспирин, – посетовал Уильям. – Видно, от него и кровотечение.

На самом деле аспирин не вызывает кровотечений, скорее вмешивается в попытки организма самостоятельно запаивать разорванные сосуды. Принимаемый ежедневно детский аспирин способствует разжижению крови, чем существенно снижает риск сердечных приступов и инсультов из-за тромбов. Но одновременно тромболитический эффект повышает риск кишечного или мозгового кровотечения. В целом, детский аспирин спас гораздо больше жизней от сердечных приступов и инсультов, поскольку риск образования тромбов намного выше риска кровотечения. Но для Уильяма это было слабым утешением.

– А мы дадим вам витамин К, чтобы противодействовать эффекту аспирина. И я оставляю вас у нас до завтра. Утром проведем вторую КТ мозга и посмотрим, как у вас дела.

Наутро, когда я вошел в палату, Уильям встретил меня словами:

– Она растет.

– Сначала посмотрим, что покажет сегодняшняя томография, – возразил я.

– Я и так знаю, что там. Левая рука стала еще хуже двигаться.

Он оказался прав: КТ мозга свидетельствовала, что гематома увеличилась.

– Прошу не обижаться, Уильям, – сказал я. – Но значительный объем вашего мозга потерян, и это, видимо, как раз и спасает вам жизнь.

– А все же немножечко обидно, – с улыбкой ответил Уильям.

Но он понимал, что я не шучу. После 40-летия человеческий мозг в среднем ужимается на 5 % за каждое последующее десятилетие жизни, даже если окружающая его твердая мозговая оболочка (и разумеется, сам череп) сохраняет прежние размеры. А у Уильяма в его 91 год мозг стал уже сантиметров на пять ниже дуральной оболочки, вместо того чтобы плотно прилегать к ней, как у молодых. Эти-то пять сантиметров и позволили крови скопиться, как во временном резервуаре, что и препятствовало ее вредоносному воздействию на мозг – до вчерашнего утра, когда Уильям ощутил двигательную трудность в левой руке.

– Когда назначена операция? – спросил он.

– Послушайте, Уильям, вам 91 год, и я не уверен, что операция вам показана. У нас имеются средства, чтобы понизить давление крови и…

– Черт возьми, – воскликнул Уильям. – Речь же не о синяке на коленке. И слабость в левой руке тоже ерунда, я вполне управился бы и одной правой. Я беспокоюсь о своих мозгах. Гематоме этой только дай волю, и она тут же сожрет мою память. Так что рассказывайте, доктор Джандиал, о моих перспективах при операции.

На следующее утро в обложенном хирургическими салфетками операционном поле покровные ткани головы Уильяма выглядели особенно обманчиво, поскольку я знал, что под ними скрывается блестящий ум. Кожа на черепе истончилась и стала как пергаментная – такими обычно бывают веки у стариков. И потому я разрезал ее осторожнее обычного. Подкожно-жировая клетчатка, которая делает кожу нашей головы мясистой на ощупь, у Уильяма утратила ярко-желтый оттенок, будто выцвела на солнце. И череп уже не радовал чистым блеском слоновой кости, а пожелтел и побурел, как старый манильский конверт. Но от времени черепная кость, естественно мягкая изнутри, утолщилась и огрубела, сверлить ее было дольше и труднее. Под стать черепу была и твердая мозговая оболочка – от возраста она обызвествилась, утратила былую податливость и скользкость.

Когда я проделал в черепе два отверстия, оставалось только вскрыть твердую мозговую оболочку. Я взял в правую руку длинный тонкий скальпель с заостренным кончиком (как у ножей фирмы X-Acto) и дотронулся до его заднего конца электрическим коагулятором (Bovie). Импульс тока прошел по ручке скальпеля и одним движением взрезал дуральную оболочку, попутно скоагулировав ее по краям разреза. Меня от удара электрическим током спасли латексные перчатки, а мозг Уильяма – его гематома. Зато обнаружилась положительная сторона дела: застарелая кровь, по консистенции как моторное масло, бодро выплеснулась наружу, фонтанчик взметнулся выше моего запястья. Мозг Уильяма и правда испытывал сильнейшее давление.