Мария Бобылёва - Мы так говорим. Обидные слова и как их избежать [litres]

В разговорах со многими лингвистами я неизбежно сталкивалась с критикой политкорректного языка – и это было ожидаемо. Сталкивалась я и с тем, что «все сложно» – и это тоже обычное явление, когда журналист разговаривает с узким специалистом в какой-то области. В то же время, я заметила, что лингвисты в разной степени близки или далеки от той или иной темы: кому-то ближе лексика, касающаяся заболеваний, диагнозов или социально угнетенных групп людей; другие больше знакомы с группой слов, описывающих гендерную идентичность; третьи одинаково далеки и от того, и от другого.

Один известный лингвист сказал мне в разговоре (не буду приводить его имя, потому что впоследствии он убрал эти слова из интервью): «Почему я как человек должен разбираться во всей это сложной терминологии, касающейся трансгендерности – или как там ее называть? Зачем мне все это знать? Меня это не касается, и не надо. Но получается, что я не только должен выучить, как там что называется, но и следить, чтобы не дай бог не обидеть тех, до кого мне и дела нет. А если вдруг обижу, на меня еще и накинутся толпы разъяренных активистов и начнутся проклятия. Это явный перекос, вам не кажется? Хочется в таких случаях сказать: да идите вы подальше».

Из многочисленных разговоров с лингвистами я сделала несколько выводов. Во-первых, по-настоящему никто из них не знает, «как надо», и тем более «чем это все кончится», то есть какие корректные слова останутся в языке, какие уйдут, а какие, считающиеся сегодня некорректными, утратят свою негативную окраску и станут вновь нейтральными. Во-вторых, у каждого лингвиста есть своя мера допустимого – того, что он или она считает нормальной уступкой корректности, а что для них уже перебор. И вовне транслировать консолидированное мнение они не готовы, они об этом даже между собой договориться не могут. И, в-третьих, любой апологет корректной лексики вызовет критику лингвистов, – это неизбежно. Лингвисты и активисты будут по определению в разных лагерях – если не полностью, то частично.

Впрочем, это не проблема – наоборот, повод для непрекращающейся дискуссии, в ходе которой можно узнать много интересного. Максим Кронгауз на презентации проекта «Мы так не говорим» сказал: «Этот словарь совершенно замечательный, но содержание его имеет полный спектр – от разумности до безумия. И это очень хорошо, потому что позволяет с интересом его читать и обсуждать».

А теперь приведу здесь мнения трех очень разных лингвистов.

Нина Розанова, кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник, ученый секретарь отделения современного русского языка Института русского языка им. В. В. Виноградова Российской академии наук:

Проблемы политкорректности – это, скорее, общественные проблемы. И поэтому общество надо воспитывать, чтобы не было никаких обидных для других слов.

В вопросе политкорректности важно не перегнуть палку. Потому что уже много обратных ситуаций. Доходит до того, что человек вообще боится рот раскрыть: не дай бог скажу «инвалид», а человек обидится. На самом деле ничего обидного в этом слове нет. Так, выражение «уступайте места инвалидам» вполне нормальное. В речевом обиходе некоторые слова имеют несколько значений. Основное, первоначальное значение может быть совершенно нейтральным, но в каких-то других ситуациях вдруг у слова начинают появляться какие-то дополнительные, неприятные коннотации. Поэтому «я инвалид второй группы» – что здесь оскорбительного? Ничего. Но когда кто-то говорит: «Ну он совсем инвалид, что ли?» – в значении «человек неполноценный», это уже звучит как оскорбление.

«Шизофреник», «эпилептик», «колясочник» – это перенос значений, метонимия, когда свойства одного явления по смежности переносятся на другое. Конечно, сокращения – это всегда более сниженный вариант, и часто это происходит в устной речи, потому что человек хочет сказать компактнее. Лень – основа прогресса, как известно. В обычной речи никто не скажет «человек, страдающий шизофренией». Мы стягиваем это все в слово «шизофреник», а потом еще и усечение делаем – «шизик». Язык не любит длинных форм, все сокращается, но появляются новые тенденции в обществе, борьба за политкорректность, запускается обратный процесс, появляются опять длинные номинации.

Двигать язык очень трудно. Любой лингвист вам скажет, что ничего запрещать и разрешать нельзя. Язык – это социальное явление, помимо его глубинных системных свойств. Конечно, язык существует в социуме, и социум влияет на языковые процессы и изменения. Если даже кому-то что-то не нравится, общество может не принять этих изменений в речевом обиходе, и с этим уже ничего не поделаешь.