Густав Майринк - Вальпургиева ночь_Ангел западного окна

Русскоязычному читателю «Вальпургиева ночь» покажется особенно примечательной. Дело в том, что замысел романа, наряду с такими историческими событиями, как антисемитские погромы, Первая мировая война, националистические выступления чехов, был навеян и неотвратимо надвигавшейся революцией в России. Неслучайно бунт как центральное событие романа, опубликованного в 1917 году, возглавил именно русский — Сергей, цитирующий и превратно толкующий Кропоткина, Бакунина. Таким образом в творчестве преломился известный и давний интерес автора к российской культуре и истории. Весьма вероятно, что писатель многое слышал о России и от влюбленного в нее австрийского поэта Райнера М. Рильке, на племяннице которого был женат. Возможно, Майринк даже успел побывать в Петербурге до начала Первой мировой войны, о чем свидетельствуют его письма 1910-х годов.

Майринк считал страшные беды современного ему мира лишь началом в целой цепи катастроф коллективного безумия, под знаком которых, действительно, прошел XX и начался XXI век. Наверное, именно поэтому «Вальпургиева ночь» и сегодня, и в нашей стране поражает своей актуальностью.

Особенная роль, отведенная персонажам из России, объединяет романы, которые впервые представлены вниманию читателей под одной обложкой. Русскоязычная публика непременно обратит внимание на многочисленность и важность этих фигур в «Ангеле западного окна». Московит Маски, Сергей Липотин, Михаил Архангелович Строганов, черкешенка Асия Хотокалюнгина — зачем они понадобились Майринку в романе, речь в котором идет вовсе не о какой бы то ни было конкретной стране и во всяком случае не о России?

Ответов на этот вопрос можно дать несколько. Один из них состоит в том, что путешественники или эмигранты в повествовании о странствиях человеческой души в земном мире подчеркивают временность пребывания личности рассказчика в сфере Ангела, чужой для истинного «Я». Кроме того, непонятные «русские», переселившиеся в разные европейские страны после революции, у многих в то время ассоциировались с секретами, загадкой. Это помогло писателю создать неповторимый таинственный колорит романа, наполнить часть его пространства, знакомую австрийским и немецким читателям, элементами экзотического, чужого. Конечно, в русскоязычном варианте «Ангела» персонажи не могут выполнить такую задачу в полной мере. Однако в произведении использованы и многие другие приемы, которые обеспечили возникновение и сохранение особенной атмосферы.

Неудивительно, что произведение Майринка вызвало большой интерес в России. Оно стало знаменитым уже в конце 1920-х годов, вскоре после своего появления и за несколько десятилетий до перевода. Возможно, чрезвычайно ранней известности романа способствовал и поэт Михаил Кузмин, который познакомился с «Ангелом» в оригинале и считал его одной из самых любимых и важных книг.

Едва уловимый пробел, связанный с тем, что некоторые персонажи не кажутся русскоязычному читателю достаточно «экзотическими», с избытком восполнен своего рода подарком писателя, который, вероятнее всего, был сделан неосознанно. Дело в том, что российской публике, по сравнению с почти любой другой, относительно легко разглядеть центральный принцип, в соответствии с которым развивается жизнь романа. Поможет простая аналогия: изначально заданная в произведении ситуация по своему строению похожа на хорошо знакомую всем куклу — матрешку.

В этом легко убедиться, если внимательно рассмотреть причудливое построение «Ангела». Его основу составляют две фигуры рассказчиков. Реально существовавшие прототипы этих персонажей известны. Ими стали английский философ, ученый и знаток тайных наук Джон Ди (1527–1608), судьба которого занимала воображение писателя с юности, и барон Альфред Мюллер-Эдлер, немецкий оккультист из Гамбурга, с которым Майринк долгое время состоял в переписке. Уже в начале романа история повествователя, современного Майринку, сочетается с фрагментами записей Ди, доставшихся барону в наследство. Остальные фигуры лишь отражают отдельные аспекты внутреннего мира соответствующего повествователя и оказываются своего рода двойниками Мюллера или Ди. Постепенно становится очевидным, что судьбы рассказчиков обнаруживают все более сложные связи, пересекаются и наконец смыкаются.

Подобно элементам русской игрушки, составляющие мира, воспринимаемого при знакомстве с «Ангелом», последовательно заключены одна в другую, ведь реальность манускрипта, созданного Джоном Ди, оказывается в пределах реальности современного Майринку повествователя, барона Мюллера, а она, в свою очередь, попадает в рамки нашей реальности, в виде книги, лежащей сейчас перед читателем этих строк.