Коллектив авторов - Вознесенские казармы. Выпуск 2

Шаховский В.И. Лингвистическая теория эмоций: Монография. – М.: Гнозис, 2008. – 416 с.

Эпштейн М.Н. Русский язык в свете творческой филологии разыскания // Знамя. – 2006. – № 1.

Habermas J. The Theory of Communicative Action. Vol.1. Reason and the Rationalization of Society. – L.: Heinemann, 1984. – 465 p.

Языковое регулирование во Франции осуществляется государством на протяжении более 500 лет, и его роль в формировании языкового, а следовательно, национального единства французов огромна.

Франция одной из первых придала доминирующий статус латинскому языку. Первые акты по языковому вопросу – Муленcкий указ 1490 г. и Лионский указ 1510 г. – касались в основном судебных дел. Но уже указ Вилле-Котрэ 1539 г., утвержденный королем Франциском I, определил превосходство и исключительное положение французского языка во всех областях жизни. В одной из статей этого указа сказано следующее: «…nous voulons d’oresnavant que tous arrests, ensemble toutes autres procédures, … enquestes, contrats, commissions, sentences, testaments, et autres quelconques, actes et exploicts de justice, ou qui en dépendent, soient prononcés, enregistrés et délivrés aux parties en langage maternel françois et non autrement» («Мы (король) хотим, чтобы отныне все решения, приговоры, а также другие процедуры, … расследования, контракты, завещания и другие юридические и судебные акты провозглашались, составлялись и издавались сторонами на родном французском языке, и не иначе») [Ordonnance de Villers-Cotterêts 1539].

В 1635 г. была основана Французская академия, главной целью которой была фиксация и регулирование состояния французского языка. Тогда же началась и работа над словарем французского языка, первое издание которого вышло только в 1694 году.

Закон Второго термидора Второго года Французской революции, принятый в 1794 г., проводил политику языковой централизации и был направлен против региональных языков, диалектов и говоров. Этот закон состоял всего из 4 статей и предусматривал шестимесячное тюремное заключение за употребление другого языка.

В 1882 г. было введено обязательное школьное обучение. В его основе лежал запрет на использование учениками родных языков или диалектов. До середины ХХ века французские учителя применяли наказания, вплоть до телесных, к ученикам, переходившим на другой язык. До этого же времени существовали специальные должности учителей-наблюдателей, которые следили за языком общения учеников на переменах. Принятый в 1951 году закон об обучении местным языкам и диалектам предусматривал только факультативное изучение в школе баскского, бретонского, каталонского и окситанского языков, а несколько позже к ним добавились корсиканский, гаитянский и меланезийский языки.

Со второй половины XX века с массовым проникновением во Францию американской культуры и засильем английских заимствований первостепенной задачей языковой политики становится контроль над качеством языковой нормы, в частности, защита литературного языка от англицизмов. Декретом 1972 года «Об обогащении французского языка» создаются министерские терминологические комиссии, призванные разрабатывать французскую терминологию для новых научных реалий взамен англоязычных терминов. В «Официальной газете» («Journal officiel») регулярно публикуются списки утвержденных (обязательных для употребления) и рекомендуемых слов: вместо software предлагается термин logiciel («программное обеспечение»), вместо hit - parade – palmarès («хит-парад»), вместо doping – dopage («допинг») [FranceTerme].

31 декабря 1975 года, президент Франции Валери Жискар д’Эстэн подписал закон о защите французского языка от вторжения английского и любого другого языка, а значит, и чужой культуры [Gordon 1978: 458]. Закон также касался гарантий языкового статуса в определенных коммерческих и некоторых других сферах в самой Франции. Один из политиков, выступавших от Французской Коммунистической партии с посланием Сенату накануне принятия закона, выразил то, с чем согласились представители практически всех партий: «Язык – мощный определяющий фактор национального самосознания, посредник национального наследия, истинный проводник этого наследия… Мы не согласны с теми, кто смиряется с вырождением языка, с тем, что грамматика, лексика и стилистика становятся поверхностными, бедными и ненасыщенными, и что меньше и меньше людей изучают национальную литературу, которая является наследием и национальным сознанием» [Harold F. Schiffman 1996: 113].