Эрик Лор - Российское гражданство - от империи к Советскому Союзу

1930-е годы во многих отношениях завершили круг, по которому прошла история гражданства, вернувшись к ситуации дореформенной эпохи. Но при пристальном изучении становится ясно, что движение на этом не прекратилось и наступивший период отличался такой степенью герметичности, какой российская история еще не знала. Иностранцы могли въехать в страну лишь в очень редких обстоятельствах. Абсолютное число иностранцев на советской территории упало до менее чем десятой части от уровня конца имперского периода. И, хотя им полагались бóльшие, чем советским гражданам, зарплаты, они редко могли рассчитывать на лучшую юридическую защиту. На деле в 1930-е годы, особенно во время чисток, иностранцы вызывали больше подозрений, чем советские граждане. Складывается впечатление, что Советский Союз стремился к идеалу полного отсутствия иностранцев в стране, а те немногие, кто был в нее допущен, оказывались внутри в результате неприятного для властей, но временного компромисса: следовало воспользоваться умениями этих специалистов и отослать их домой. Эмиграция советских граждан была почти полностью запрещена, и впервые в российской истории этот запрет на самом деле осуществлялся. Граница была более непроницаемой, чем когда бы то ни было раньше. Оживленные приграничные передвижения и торговля, на протяжении столетий бывшие важной частью жизни имперской России, подошли к концу. При старом режиме население приграничных районов могло получать особые недорогие документы, разрешавшие многократно выезжать из страны и возвращаться в нее, и часто пересекало границу с целью торговли. К 1930-м годам торговцы могли рассчитывать лишь на небольшие личные льготы. Более того, весь режим пограничного контроля был сформирован таким образом, чтобы предотвращать не только нелегальное пересечение границы, контрабанду, перевод иммигрантов и эмигрантов через кордоны, но и обычную мелкую торговлю [700]. Интенсивная кампания за предотвращение какого бы то ни было экспорта валюты еще больше повысила ставки для всех ветвей власти.

Условия великой денатурализации 1921 года строго соблюдались. Ни один бывший подданный Российской империи или гражданин Советского Союза, утративший гражданство, не мог въехать в страну, если только не получил гражданство Советского Союза за рубежом [701]. Раз за разом власти приписывали статус советских граждан лицам, у которых был шанс выбрать иное гражданство, но которые не сделали этого в установленный срок (даже тем, у кого не было документов и кто не проходил формальной церемонии принятия в гражданство, и даже тем, кого считало своими гражданами другое государство). Лишь после продолжительного и вовсе не автоматического процесса подачи и рассмотрения апелляции такие люди лишались советского гражданства и получали разрешение покинуть страну [702].

Закрытие границы гражданства нельзя охарактеризовать как возвращение к российским традициям. Оно в значительно большей степени стало результатом тенденций, сложившихся во время Первой мировой войны и усугублявшихся с самого начала большевистской революции. Победа изоляционистской модели не была неизбежна, но, когда выбор был сделан, стала определяющей чертой политики Советского Союза.

Ранние 1930-е годы знаменуют конец эпохи интенсивного взаимодействия России с внешним миром на границах гражданства. Эта эпоха началась в 1860-х годах, когда старый режим сознательно повел политику максимального увеличения притока иностранцев в страну, что рассматривалось как часть стратегии модернизации. А закончилась – полвека спустя, когда Сталин ввел изоляционистскую модель экономической модернизации. Сталинский поворот означал торжество соображений безопасности над экономическими, юридическими, национальными, демографическими и политическими соображениями, которое затем, в 1930-х годах и в период Второй мировой войны, лишь усугубилось.

Наблюдение с границы гражданства – с края государственного суверенитета – проливает новый свет на вековые вопросы российской истории. Один из этих вопросов – парадокс российской государственности. Слабой она была или сильной? До 1920-х годов протяженные государственные границы страны едва ли имели важное значение для контроля за передвижениями. Наиболее эффективный миграционный контроль, в том числе и после отмены крепостного права, осуществлялся на местном уровне – посредством системы коллективной ответственности и внутренних паспортов. Приблизительно четверо из каждых пяти эмигрантов покидали страну нелегально, без документов, и делали это довольно открыто и легко. К началу века миллионы мелких торговцев, бродяг и трудовых мигрантов ежегодно посещали Российскую империю и покидали ее, не предъявляя документов для проверки.