Эрик Лор - Российское гражданство - от империи к Советскому Союзу

Но озабоченность военных и полиции тем, что присутствие иностранцев ставило под угрозу безопасность, вряд ли ослабела. Запрет цензуры и введение выборов в результате революции 1905 года сделали публичное нативистское обсуждение «желтой угрозы» лишь более многоголосым и громким. В то же время возобновились стремительный рост экономики и развитие Дальнего Востока, что создало самую настоятельную потребность в рабочей силе. В изменчивой ситуации все более мощные противодействующие силы направляли свое влияние друг против друга.

Одна из наиболее значимых связанных с гражданством проблем в этот период касалась юридических и политических последствий формальной аннексии Кореи Японией в августе 1910 года. На протяжении нескольких месяцев российские чиновники составляли огромное множество бумаг, пытаясь разобраться, что делать в создавшейся ситуации. По сути дела, дилемма возникла потому, что Япония внезапно обрела право требовать для десятков тысяч корейских подданных, проживавших в Российской империи, всех прав и обязанностей японских подданных. Для России это стало проблемой по нескольким причинам. Во-первых, Корея, в отличие от Японии, не была для России страной, пользовавшейся режимом наибольшего благоприятствования. Поэтому все административные и юридические ограничения, налагаемые на корейских подданных (например, введенный генерал-губернатором Приамурья запрет на использование корейцев для работы на золотых приисках), вступали теперь в противоречие с обязательствами по международному договору. В принципе с этого момента к корейцам можно было применять лишь ограничения, налагаемые на всех иностранцев.

Обсуждая ситуацию, российские власти пришли к очень прагматичному решению. Ввиду появления большой группы населения, оказавшейся под защитой японских консулов (и потенциально подлежащей в будущем японской воинской повинности), чиновники рассматривали различные варианты действий. Обмениваясь мнениями, почти все сановники доброжелательно отзывались о корейцах как об аккуратных, эффективных, трудолюбивых и прежде всего послушных работниках, без жалоб соглашающихся на значительно более низкую заработную плату. Возможно, потому, что в области коммерции было занято гораздо больше китайцев, чем корейцев, и последние были не так заметны, не было дискуссии и об их «доминировании» в каком-либо секторе дальневосточной экономики. В конце концов корейцев сочли слишком полезными для дальневосточной экономики, а их крайняя враждебность к Японии позволила не считать их присутствие представляющим существенную опасность для государства. Хотя власти продолжали применять к корейцам особые ограничения – такие, как особый паспортный режим и более высокие пошлины (которые применялись также к китайским подданным), – не было введено никаких новых ограничений натурализации или иммиграции. Таким образом, аннексия Кореи Японией имела лишь незначительные последствия для уровня натурализации и иммиграции: он продолжал заметно расти в ответ на потребность в рабочей силе на российском Дальнем Востоке, а также в ответ на японские репрессии и колонизацию Кореи [302].

Этот случай показывает, что влияние политических событий на неизменный рост азиатского присутствия на дальневосточном рынке рабочей силы было сравнительно незначительным (см. таблицу 2 в приложении I). На Дальнем Востоке Россия столкнулась со сложной проблемой. Администрация желала до предела увеличить число славянских поселенцев, минимизировав число выходцев из Азии. Это считалось вопросом национальной безопасности и – как показали события 1900 года – вопросом установления твердого контроля над регионом и границей. Российские журналисты сетовали по поводу «желтой угрозы» и необходимости более заметного этнического присутствия русских в регионе. Были предприняты практически все возможные шаги для увеличения соотношения «белого» и «желтого» населения на Дальнем Востоке [303].

Добиваясь достижения этой важнейшей цели, администрация использовала политику присвоения гражданства. Во-первых, с 1886–1888 годов барон Корф под влиянием спора с немцами, разворачивавшегося на другом краю континента, ввел новую систему гастарбайтерских паспортов для рабочих из Китая и Кореи. Он установил для них особые паспортные пошлины – более высокие, чем выплачивавшиеся другими иностранцами, – и требовал оформления визы, которую следовало каждый месяц обновлять с уплатой пошлины в 30 копеек. Кроме того, рабочие-иммигранты из Азии должны были платить специальный добавочный налог в 1 рубль 20 копеек в год и пошлину в полтора рубля за особое разрешение на работу. Корф надеялся, что такая система поможет получить бóльшую административную власть над иностранными рабочими, замедлит рост этих групп и уменьшит их экономическое влияние [304]. На практике осуществление указанных мероприятий было доверено владельцам приисков и фабрик, на которых возложили ответственность за обеспечение гастарбайтеров паспортами и за сбор пошлин. С китайской стороны рекрутеры добавляли новые пошлины и периодически попадались на подделке паспортов [305]. Несмотря на коррупцию, система выполняла задачу всех систем по приему гастарбайтеров: обеспечивала дешевую рабочую силу и не давала иностранцам навсегда поселиться в стране пребывания. То, до какой степени использование китайской рабочей силы ограничивалось наймом этих людей в качестве сезонных рабочих, показывает поразительный гендерный дисбаланс, о котором сообщалось в 1901 году: среди 29 284 китайцев в Приамурье было лишь 453 женщины [306].