Эрик Лор - Российское гражданство - от империи к Советскому Союзу

И все же никакие ограничения не позволяли остановить нелегальную иммиграцию: те, кто был готов рискнуть, могли пересечь границу. Немецкие чиновники часто облегчали нелегальную иммиграцию в Российскую империю, нарушая существовавшие правила. Самым заметным из этих нарушений оставалась система выдачи жителям приграничных территорий многократных виз или пограничных удостоверений. В 1889 году генерал-губернатор Варшавы пожаловался, что прусские власти продолжают выдавать такие документы (предположительно предназначенные для людей, проживающих в пределах трех километров от границы) жителям внутренних областей и что ограничения на продолжительность проживания на территории России по таким документам (восемь дней для жителей Пруссии, четыре недели для австрийцев) не соблюдаются [277]. Его попытки проводить периодическую проверку документов на фабриках с целью поиска нелегальных иммигрантов встретили сопротивление российских фабрикантов и Министерства финансов и, по-видимому, не возымели особого действия [278].

Итак, указ от 14 марта 1887 года стал важной контрреформой и событием в истории российского гражданства, чему было несколько причин. Во-первых, после двух десятилетий движения к созданию единообразного разделения статусов гражданина страны и иностранца указ вернул в практику понятие «натурализованный иностранец», отобрав у натурализовавшихся поляков и немцев западных приграничных областей права на владение землей. Во-вторых, после почти столетия поощрения иммиграции из Западной Европы указ 1887 года знаменовал резкий поворот к политике ее ограничения. В-третьих, перестала действовать издавна существовавшая политика сотрудничества с Германией и Австрией в вопросах пограничного контроля. С заключением в 1894 году формального союза с Францией российско-немецкая и российско-австрийская границы быстро стали местом проведения демографической политики «с нулевой суммой», поскольку обе стороны пытались ограничить приток поляков, евреев и представителей других «ненадежных» групп населения на свою территорию [279].

Однако, несмотря на все эти перемены, иммиграция в города оставалась простой и даже поощрялась. Для достижения данной цели в интересах властей было поддерживать международные соглашения, подписанные Россией и другими странами в 1860-х годах и прямо защищавшие права иностранцев на владение имуществом «в городах и портах» и его использование [280]. Здесь важнее всего было то, что Россия продолжала считать приоритетом ввоз из-за границы квалифицированной рабочей силы и капитала ради проведения индустриализации.

Попытки распространить нативистскую политику, проводившуюся на немецкой границе, на другие части империи провалились, поскольку приоритетом властей в 1890-х годах в еще большей степени стала быстрая модернизация. Одним из примеров может быть обсуждение в 1898 году Комитетом министров предложения кавказского главноначальствующего распространить ограничения на приобретение земли иностранцами, введенные в 1887 году в трех западных провинциях, и на приграничные кавказские территории. Главноначальствующий желал ограничить приобретение земли иммигрировавшими подданными Османской империи (прежде всего армянами и греками). Министр финансов Сергей Юльевич Витте ответил на это, что подобные меры могут повредить его попыткам привлечь на Кавказ заграничные инвестиции, и вышеуказанное предложение стало одной из многих нативистских инициатив, отметенных в 1890-х годах во имя быстрой модернизации, проводимой при широком иностранном участии [281]. В предшествовавшие Первой мировой войне десятилетия сравнительного мира рабочие, работодатели, рантье и сторонники быстрого экономического развития выиграли битв с нативистами больше, чем проиграли.

То, насколько сложно делать какие-либо обобщения в отношении единой политики гражданства в Российской империи, становится ясно, если оставить модернизированную границу между Россией и Германией и обратиться к границам российского Дальнего Востока, которые были малонаселенными, неохраняемыми и нередко даже никак не обозначались. Эти две территории и их проблемы разделяло не только десять часовых поясов: во многих других отношениях они существовали будто бы в разных мирах. Однако фундаментальное противоречие между национальной демографической политикой и целями экономического развития было характерно для обеих приграничных территорий, и имперские власти переносили на Дальний Восток некоторые процедуры и стратегии, использовавшиеся в Германии.