Для еврейских иммигрантов натурализация была исключительно сложным делом. Согласно определению 1896 года единственными категориями иностранных евреев, которые могли стать российскими подданными, оказались те, кто строил фабрики, те, кто был ремесленником или мастером, а также евреи из Средней Азии, желавшие вступить в одну из гильдий в Оренбургской губернии [159]. Архивы Департамента полиции содержат описания многих случаев обнаружения и депортации лиц, которые получили в паспорт визу, не уведомив власти о том, что они евреи, или тех, кто приехал в Россию с фальшивым паспортом на имя христианина. Обнаружив такого человека, полиция в административном порядке депортировала его из страны [160].
Власти беспокоились также о том, как помешать въехать в страну иностранным атеистам. На деле каждый иностранец должен был указать свое вероисповедание – при подаче прошения о визе в российское консульство за рубежом и при регистрации местными властями по прибытии в Россию. Таким образом, вероисповедание было указано на каждой конкретной визе. Несколько частных случаев привели к укреплению политики, согласно которой атеизм или даже агностицизм (утверждение «вероисповедание отсутствует») не допускался [161].
Эти примеры демонстрируют наличие некоторых серьезных ограничений общего принципа «Привлекай и удерживай». Власти прилагали много усилий, чтобы привлечь желательных иммигрантов, но в то же время настаивали на отсеивании тех, кто таковым не являлся. В численном отношении с 1750-х по 1850-е годы внушительное большинство иммигрантов составляли фермеры, которых интересовали свободные земли, освобождение от налогов и воинской службы. К середине XIX века свободные пахотные земли закончились и приоритеты правительства изменились: теперь оно привлекало не фермеров, а людей, которые могли поспособствовать индустриализации.
Веками государство пыталось привлечь купцов, предпринимателей, искусных рабочих, профессионалов и тому подобных иностранцев в русские города. Но, в сравнении со вполне широкомасштабной иммиграцией на свободные земли русских степей, размах иммиграции в российские города и промышленные районы ограничивался несколькими важными факторами. Первый и наиболее очевидный заключался в скромных масштабах российской промышленности и невысоких темпах роста городов. Второй – в том, что при царском режиме права иностранцев серьезно ограничивались по политическим причинам. Одним из лейтмотивов правления Николая I была защита России от проникающих из-за границы либеральных, революционных идей, и его полиция принимала множество мер, позволявших контролировать и ограничивать зарубежные поездки жителей империи и деятельность иностранцев внутри нее, особенно в городах. Системы контроля чаще всего рассматривались как одна из причин сравнительной экономической отсталости России к концу правления этого царя. В-третьих, как раз те иммигранты, которые были бы особенно полезны, – коммерсанты из числа представителей еврейской диаспоры, армяне и религиозные меньшинства – казались полиции наиболее подозрительными.
Забытые Великие реформы
Все переменилось после унизительного поражения в Крымской войне. Царь Александр II начал серию реформ, кульминацией которых стал закон от 10 февраля 1864 года, «открывающий вообще в истории русского законодательства о подданстве новую эпоху» [162]. Эти законы, воистину попавшие в число наиболее незамеченных из Великих реформ, имели важные теоретические и практические последствия. Очевидно, что инициаторы реформ планировали решительно порвать с прошлым, чтобы открыть страну для тех иностранцев, которые поспособствовали бы индустриализации и модернизации. В определенной мере то был новый вариант демографической политики XVIII века, направленной на привлечение иностранцев. В то время как в XVIII веке эта политика имела своей целью привлечь фермеров и заселить нераспаханные степные земли, реформы 1860-х годов, определившие новый порядок натурализации и получения подданства, были ориентированы прежде всего на привлечение инвесторов, инженеров, купцов и искусных рабочих.
Реформы начались с ряда решений, принятых в конце 1850-х годов и призванных сделать менее строгими драконовские, политически ориентированные ограничения на въезд иностранцев в страну, наложенные в ответ на польское восстание 1831 года, революционные события 1848 года и из общей подозрительности к «вредным замыслам» иностранцев, преобладавшей в администрации Николая I [163]. Вскоре после восшествия Александра II на престол правительство объявило, что полностью порывает с подходом предыдущего царя, заявив, что «ограничения с целью защиты российских купцов коммерческих прав иностранцев, проживающих здесь постоянно или временно, лишь вредят российскому экспорту и конкурентоспособности за границей» [164]. В 1857 году, побуждаемое к действиям требованиями со стороны французов, правительство отменило двойной налог, которым облагались французские граждане, проживавшие в городских домах, а также некоторые иные ограничения [165]. Другие страны обратились с просьбами о таких же послаблениях для своих граждан, проживающих в России, – на основании принципа наибольшего благоприятствования. Шаг за шагом российское Министерство иностранных дел стало играть очень активную роль, инициируя и проводя переговоры о ряде новых торговых договоров с отдельными странами, что вело к резкому расширению прав большинства иностранцев в России. Каждый договор заключался на принципах взаимности и влек за собой улучшение юридического статуса российских подданных за рубежом [166]. Каждый раз в качестве причины государственной поддержки этих соглашений чаще всего упоминалось то, что они могли облегчить международную торговлю и экономическое развитие [167]. Хотя положение, сложившееся внутри страны, с которым имел дело новый царь-реформатор, и объясняет, почему эти важные реформы произошли именно в то время, следует учитывать и их более широкий, глобальный контекст. Первопроходцем стала Франция, в период с 1760-х годов и в течение революционной эпохи отменившая на своей территории юридические ограничения, налагавшиеся на иностранцев (завершив дело отменой в 1819 году особого «налога на иностранцев», известного как droit d’aubaine). Австрия в 1790-х уравняла гражданские права иностранцев и уроженцев страны, и общая европейская тенденция в последующие десятилетия заключалась в достижении все большего правового равенства подданных и иностранцев [168]. Затем, согласно Джону Торпи, 1860-е годы стали свидетелями возникновения широкого европейского консенсуса по вопросу о том, что «экономический либерализм является самым надежным рецептом процветания» [169]. Говоря словами Эрика Хобсбаума, «остававшиеся институциональные препятствия свободному движению факторов производства, свободному предпринимательству и все, что могло бы оказаться потенциально опасным для его рентабельности, пали под натиском, охватившим весь мир» [170].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу