Станислав Борзых - Приматы с планеты Земля

И, в-третьих, хотя подчеркну, как я это обычно делаю, что я мог и почти наверняка что-то упустил. У математиков, а вместе с ними и у тех, кто устраивает различного рода лотереи, есть проблема построения действительно случайного набора цифр и чисел – но не исключено, что вторым это и не нужно. Нельзя – априори и по определению – создать такой алгоритм, который бы был в состоянии генерировать совершенно непредсказуемые исходы, потому что он именно алгоритм – и в принципе это означает, что кто-то способен взломать код и выиграть джек-пот, пишут-то их люди, ну, или создают какие-то механизмы.

С одной стороны, это означает, что учёные противоречат сами себе, раз пытаются понять что-то по-настоящему случайное. Та же теория хаоса – как и вообще любая подобная мыслительная структура – постулирует, по крайней мере некоторые, степень и меру организованности мира несмотря на то, что предмет их интереса таким процедурам не поддаётся по принципиальным причинам.

С другой стороны, мы можем попросту ошибаться или заблуждаться, и никакого случая нет, но, напротив, всё не только закономерно, но и вполне ожидаемо, а мы не настолько умны, сообразительны или талантливы, чтобы это понять, увидеть или вывести. Все научные теории и стремятся к тому, чтобы уложить наблюдаемое разнообразие в прокрустово ложе тех или иных моделей или их набора, и, как знать, вероятно так оно всё и устроено. Но какое отношение всё это имеет к жизни, вирусам и энтропии? На самом деле самое непосредственное.

Не знаю, как вам, но мне довольно странно слышать о том, что, во-первых, всё живое строго упорядочено, а, во-вторых, что может быть нечто, что не нуждается в никакой подпитке извне. Обвиняя вирусы в том, что им нужен хозяин для того, чтобы обрести столь, по всей видимости, желанный для них статус, мы забываем о том, что сами мы столь же зависимы, как и они, и без поддержки извне просто не состоялись бы. Кроме того, мы тоже являемся частью целого, и несколько непонятно, на каком основании или по какому-то критерию мы должны изымать себя из него – как, впрочем, и любой иной вид. Рассмотрим эти возражения в обратном порядке.

Вне зависимости от того, есть ли случай и энтропия, совершенно очевидно то, что ничто и никто в этом мире не существует изолированно от всего остального. Скажем, медведь находящийся в спячке, тоже, как и вирус, в каком-то смысле дремлет, пока на улице не потеплеет. Хотя он и умрёт, если ему не предоставят после сна еду, а его коллега продержится сколь угодно долго, всё-таки сходство ситуаций налицо. Может быть косолапому и нужно окружение побольше, но это не меняет сути происходящего.

Кроме того, живое, в конечном счёте, состоит из неживого. Углерод, который является основой всех нас, вообще-то сам по себе не дышит, не размножается, не кушает. Его электроны и протоны – по шесть каждого – просто есть, и это всё. Только будучи собранными в определённом порядке химические элементы начинают демонстрировать эмерджентные свойства, не характерные для них самих по отдельности. И в этом отношении и вирусы, и медведи одинаковы. Т.е. и у тех, и у других должны быть определённая организация, которая бы и позволила им обладать или показывать всё то, что обычно называется в качестве признаков жизни.

Впрочем, сама конфигурация или структура тоже вызывает некоторые вопросы. Я понимаю, что многого не знаю, но смотря иногда на своё тело, на отдельные его части я нередко обнаруживаю просто скопления клеток, а не порядок – ну, или очень сильно разреженную его версию. Конечно, какие-то закономерности соблюдаются, но они не столь жёстко заданы, как это постулируется нашими теориями. К тому же благодаря эпигенетике нам теперь известно, что многие процессы, происходящие в и с нашим организмом, носят вероятностный, а не детерминированный характер, а потому об организованности речь может идти только в сильно ослабленном её виде. Но в таком случае возникает проблема определения какого-то порога или хотя бы отрезка, до которого жизни нет, а после уже есть. По всей видимости вирус находится в начале данного диапазона, а медведь – и мы, и всё остальное – расположился ближе к концу, но всё-таки все мы умещаемся на нём.

Это, разумеется, не может не поднимать вопроса о некоей степени «живости», потому что получается так, что вирусы менее, а медведи более преуспели в том, чтобы считаться или быть в данной группе. Сомнительно, чтобы я или кто-то другой смогли решить его, но нужно заметить следующее. Существует ли диапазон или нет не так уж и важно. Куда критичнее понять, имеет ли энтропия какое-то отношение к живому.