Роберт Сапольски - Записки примата - Необычайная жизнь ученого среди павианов

Итак, Исаак проводил свои дни в бесконечных и неинтересных (с точки зрения других самцов) спариваниях. Когда он не спаривался, он общался с Рахилью, своей приятельницей. О сладострастный читатель, привыкший к историям порока, ты наверняка жаждешь знать, было ли у них что-нибудь. Что ж, он совокуплялся с ней несколько раз — не в пиковые дни — и с готовностью отходил прочь при малейших признаках интереса со стороны более статусного самца. По большей же части Исаак с Рахилью были просто друзьями. Они вместе сидели, вместе питались, бесконечно друг друга обыскивали. Идиллия. Никого больше, лишь Рахиль, Исаак и все эти препубертатные юные создания, с которыми он спаривался. Такая стратегия вполне окупилась во многих смыслах. Да, лишь немногие из самок от него зачинали, но по прошествии лет Исаак, по-прежнему сохранивший прекрасную форму, был все больше окружен детьми с плоским лбом, которых он одаривал щедрой отцовской заботой. К тому времени почти все его ровесники либо погибали, либо доживали в немощи, обессиленные годами активного соперничества. А Исаак жил как ни в чем не бывало. Потрясающая личность.

Вениамин — ах, мой Вениамин — к 1980 году не зажил счастливее. Шевелюра, если ее можно так назвать, еще больше облезала, ничуть не лучше прежнего работала челюсть. С ним у нас однажды случился момент довольно неуспешной межвидовой коммуникации. Самец павиана, столкнувшись с сильным врагом, иногда способен привлечь на свою сторону союзника и организовать коалицию. Когда такой союз оказывается стабильным, партнеры становятся силой, с которой нельзя не считаться. Существует целый набор жестов и мимических выражений, которыми павиан призывает потенциального партнера разделить с ним славную драку. В один из дней Вениамину грозила трепка от очередного силача, который приближался к нему с видом, не оставляющим сомнений в намерениях. Вениамин, охваченный паникой, стал озираться в поисках потенциального партнера по коалиции, но обозримое пространство изобиловало лишь детенышами, зебрами и кустами. По отчаянному наитию он обернулся ко мне и попытался вовлечь меня в партнерский договор. Во имя моего профессионализма и объективности, но к вечному моему стыду, мне пришлось сделать вид, что я тут не местный и никаких ваших языков не понимаю. И Вениамин огреб очередную взбучку, хотя явно надеялся на то, что я перееду противника джипом.

В тот же период я выяснил, почему мои павианы так много спят днем. Оказалось — из-за Вениамина. Он не давал никому спать по ночам. Когда павианы теряются, они издают двусложный клич «уа-хуу», по смыслу «а где все?». Такой клич Вениамин издал в 1978 году в тот день, когда мы с ним вместе отбились от стада. Теперь, когда я периодически ночевал в палатке под деревьями, на которых спали павианы, выяснилось, что огромное количество ночей, мирных и спокойных, вдруг прерывалось криками Вениамина, вопившего эти свои «уа-хуу» во все горло: «Уа-хуу!.. Уа-хуу!.. Уа-хуу! Уа-хуу! Уа-хуу!» Через некоторое время Даниил с соседнего дерева мог буркнуть сердитое полусонное «уа-хуу», вслед за ним откликались Иисус Навин, Вирсавия и прочие, пока это безумное уахуканье не охватывало все стадо — и так целых полчаса посреди ночи. Я предположил тогда, что Вениамину могли сниться дурные сны и, когда он в испуге просыпался, ему хотелось удостовериться, все ли на месте.

Именно в начале 1980-х годов в полную силу вошел Навуходоносор. Подлый, тупой, без единого проблеска хоть каких-нибудь талантов. Один глаз нормальный, а вместо второго — нехорошо гноящаяся глазница. Жесткое лицо, дурная осанка. За годы жизни в стаде он ни с кем не подружился, зато налетал на всех подряд. Дураком он не был: не угрожал самцам более высокого ранга, не нарывался, не претендовал на иерархию. Однако зрелому самцу всегда есть где явить свою силу, и Навуходоносор таких случаев не упускал.

Особенно ему удавался киднеппинг. Этот тип поведения в числе прочих порождает бесконечные дебаты среди приматологов: что он означает и насколько по отношению к нему правомерен человеческий термин. Самец видит, что его сейчас побьют. Высокоранговый противник приближается, потенциальная жертва вдруг в панике отнимает испуганного, отбивающегося детеныша у матери и крепко держит на виду. И чудесным образом избегает драки, противник его не бьет. Старое идеалистическое объяснение заключалось в том, что младенцы так умилительны и беззащитны и такое отношение к ним настолько всеобщее и естественное, что детеныш на руках подавляет агрессию. Кто тебя ударит, если у тебя в руках ребенок? Любой ребенок, испытавший на себе жестокое обращение, подтвердит вам: идея, будто присутствие детей автоматически подавляет агрессию, — полная чушь. Тщательные полевые исследования тоже показали, что это нонсенс: при определенных обстоятельствах самцы систематически убивают младенцев. Так что от объяснения «дети делают взрослых добрее» можно отказаться. Чуть позже социобиологи выдвинули более изощренный макиавеллиевский расклад. Альфа-самец собирается тебя побить. Ты хватаешь не любого детеныша, а того, которого противник считает своим отпрыском. «Напади на меня — и твой детеныш поплатится». Киднеппинг, захват заложников. Довольно изобретательно. Идея дала повод для всякого рода предположений. Схваченный детеныш с максимальной вероятностью должен быть отпрыском атакующего самца. Против грозного самца высокого ранга, только недавно пришедшего в стадо, киднеппинг применять невозможно: пришлый самец пробыл в стаде слишком мало и не мог никого зачать (или считать, что зачал). И невооруженным глазом видно, что вся ситуация зависит в числе прочего от способности участников помнить, кто, когда и с кем спаривался, от того, сколько у вашего вида длится беременность, и так далее. Не рекомендуется начинающим видам с малым объемом мозга. Факты эту социобиологическую модель подтверждают лишь отчасти. Гипотеза дорабатывалась: в одних случаях — это макиавеллиевский киднеппинг, в других — самец хватает детеныша для собственного успокоения в пугающей обстановке, в третьем — это попытка спасти детеныша в опасной ситуации.