Роберт Сапольски - Записки примата - Необычайная жизнь ученого среди павианов

Прошли десятилетия. В курсе нейробиологии, который я преподаю, я всегда несколько лекций посвящаю физиологии агрессии. Говорю о гормональной модуляции, о связанных с агрессией участках мозга, о генетических компонентах. Каждый год мне требуется все больше лекций на освещение материала. Фактических сведений об агрессии не намного больше, чем о нейробиологии шизофрении, или об использовании языка, или о родительском поведении, — и это лишь немногие из тем, которых я касаюсь. Однако почему-то, чуть ли не с ощущением неловкости, я все больше времени отвожу лекциям об агрессии. Мне кажется, что каждый год я удлиняю лекции именно из-за того солдата с привязанной к плотине головой. Из-за того, как долго я стоял, не в силах отвести взгляд и уйти. Думаю, что причина в неоднозначности агрессии. Это самая непонятная для меня эмоция, и в силу своих академических привычек я, видимо, верю: если я буду рассказывать о ней достаточно долго, то она отступит и уйдет, а ее одновременная притягательность и мерзость перестанут быть для меня столь пугающими. Родительское поведение, сексуальное поведение, как правило, безусловно позитивны. Шизофрения, депрессия, деменция — определенно негативны. Но агрессия… Один и тот же двигательный паттерн, один и тот же всплеск в организме и тончайшая реакция нейромедиаторов — и в одних случаях мы получаем вознаграждение, большее чем при остальных типах поведения, а в других причиняем неописуемый вред. Справедливая война, освобожденный народ — и голова в бетонном отверстии. Я стоял в оцепенении и долгие часы не мог отвести взгляд, словно пытался увидеть, сколько времени понадобится, чтобы тело солдата, частица за частицей, смыло водой и унесло вниз по течению Нила.

Вряд ли вам захочется быть отставным альфа-самцом в стаде павианов, в котором вы когда-то были альфой. К началу 1980-х Соломон прозябал, но отнюдь не в забвении. Урия, не такой уж вредный по характеру, не выказывал особой жестокости к бывшему врагу после того, как сверг его, однако прочие не могли нарадоваться смене ролей. Соломон не просто поменялся местами с Урией, став вторым в иерархии. Физические силы, достаточные для поддержания статуса альфа-самца, иссякли у него уже давно, последнее время перед низвержением он больше держался на остатках былого величия и на умении запугивать. Стоило другим увидеть, что Урия благополучно оспорил статус кво, — все тоже решили не отставать, в итоге к 1980 году Соломон скатился до девятого места и оказался в середине иерархии. Тенденция, которую я тогда отследил, с годами становилась для меня все привычнее. Если взглянуть на частоту взаимодействий, связанных с доминированием, то типичный расклад таков: номер 4, например, больше всего взаимодействует с 3 (которому проигрывает) и с 5 (которого побеждает). Номер 17 в основном взаимодействует с 16 и 18. Однако иногда в закономерности, по которой взаимодействия осуществляются с ближайшими конкурентами, случаются исключения: вдруг вы можете обнаружить, что номера 1–5 имеют необычное количество взаимодействий со скромным номером 11. Отчего же они так рвутся начистить физиономию мистеру 11? Позже неминуемо выясняется, что он — бывший номер 1, который доминировал над нынешними 1–5. Роли меняются, а память на обиды у павианов долгая. Соломону не было житья. Исаак и Аарон, оба из высшей иерархической шестерки, и даже Вениамин, числившийся примерно номером 8, норовили отвесить ему оплеуху. Соломон утратил грозную минималистскую манеру, трусил и лебезил перед более высокоранговыми самцами, отыгрываясь на низкоранговых. Он вечно притеснял слабого, убогого Иова, так что гипотетические родственники бедолаги — Ноеминь, Рахиль и Сара — однажды ополчились на Соломона и гонялись за ним через два поля. Он и на меня несколько раз бросался, и я испуганно забивался в джип. В итоге он додумался до решения, обычного для большинства бывших альф, и в один прекрасный день перешел в другое стадо, обитавшее чуть южнее: иерархически Соломону оставалось прозябать в том же заурядном ранге и скатываться еще ниже, но там его хотя бы не знали. Время от времени я видел его, когда оба стада встречались у реки и перекрикивались с разных берегов.

Происходили и другие перемены. Иисус Навин приближался к поре расцвета, Бупси и Афган сходили по нему с ума. Девора родила первого детеныша, дочь, — по-видимому, от Соломона, поскольку только он проводил с ней время в период эструса. Она была последней, с кем он спаривался в роли альфа-самца уже на последних стадиях соперничества с Урией, и к моменту финального изнасилования Соломоном Девора, по всей видимости, была уже несколько недель беременна. Останься Соломон у власти, этот детеныш рос бы сейчас при альфа-самце, уверенном в своем отцовстве. Однако, даже несмотря на политические перемены, дочь Соломона и Деворы не была заброшена. Под присмотром Деворы и ее матери — доминирующей Лии — малышка росла быстро и неуверенностью не страдала. Так совпало, что в ту же неделю у более низкоранговой Мариам тоже родилась дочь; различия между детенышами были разительными. Дочь Деворы, более крупная, первой стала держать голову, первой стала самостоятельно ходить, первой стала удерживаться на спине у матери. Пока она бродила поодаль сама по себе, Девора могла посидеть и поесть; самки более низкого ранга клубились вокруг и обыскивали Девору в надежде разглядеть детеныша поближе. Дочь Мариам, напротив, не успевала сделать шаг-другой, как мать уже судорожно тянула ее к себе: мир кишит разномастными личностями, которым только дай изувечить ребенка. Кормиться Мариам было почти некогда, ей то и дело приходилось сбегать от драки, таща на себе дитя, из последних сил цепляющегося за ее пузо. Многочисленные исследования показывают, что детеныши, которым повезло родиться у самки высокого ранга — какой была Девора и какой не была Мариам, — развиваются быстрее, растут более здоровыми и имеют больше шансов выжить в трудное время. Когда обеим крошкам было около недели от роду, они познакомились. Дочь Деворы подскочила к дочери Мариам, та отпрыгнула и убежала обратно к матери. Так произошла первая проверка на доминирование, и я понял, что даже если немедленно уеду отсюда и вернусь через десятки лет, то застану ту же асимметрию.