А. Степанов - Число и культура

«Старик меняет пространство на время», – выражал формулу Брестского мира персонаж романа Кестлера «Слепящая тьма». «Выиграть время», – объясняли пропагандисты основную задачу пакта Молотова-Риббентропа. А разве не был аналогичной уступкой экономического и идеологического пространства, до того полностью занятого большевиками, переход к нэпу? (Сохранялись стратегические командные высоты», а на прочую экономическую территорию допускались «капиталистические враги», нэпманы. Маневры едва не кутузовские). Однако выигрывая время, они затем отыгрывали и подминали под себя пространство.

Завершить настоящую статью мне представляется важным, однако, на несколько другой ноте. В отношениях традиционализма и авангардизма, в том числе в политической сфере, различима оппозиция гармонического, гуманистического сознания с эсхатологическим, пограничным. Не только отдельному человеку, но и обществу в целом в обычном состоянии не дано постичь тайну своего рождения и смерти. Для этого нужно некое откровение. Таким откровением стала социалистическая революция, знаменующая собой смерть старого и рождение нового мира.

Феномен авангарда – как в политике, так и в других областях познания и деятельности, – расширяя рамки прежних представлений, отличается от традиционного мышления тем, что проникает в пограничные, крайние состояния бытия, о которых не дано знать в обыкновенной жизни. Здесь активизируются и архаически глубокие, и концептуально высокие уровни сознания. Исторически авангардное мышление всходило на фоне разложения прежней, «классической гармонии». Интенсивное изменение условий жизни, стремительный распад многих традиционных социально-психических комплексов, образование новых нарушили былую уравновешенность отношений человека и мира. Разрежение, вакуум в одних областях общественного сознания и нагнетание давления в других вызывали «ветер перемен», порой перераставший в бурю. Культурно-историческая энергия, эксцентричность авангарда вызваны эксцентричностью же окружающей реальности.

В каких отношениях находятся между собой традиционное и авангардное мышление? Новая физика осветила движение со скоростями, близкими к предельным, поведение макро- и микрообъектов. При этом ньютоновская физика удержала свои позиции в области «срединного», соразмерного рядовому человеку опыта, естественного здравого смысла, утратив при этом, однако, статус универсальной. Подобным же образом литературный, художественный авангард «не закрыл» искусство классическое, хотя на ранних стадиях и выдвигались лозунги вроде «Пушкина – с парохода современности». Сложнее дело обстояло с политическим авангардом, которому удался широкомасштабный и длительный отрыв от традиционных политических реалий.

Раскрытие загадок пограничных областей бытия связано для человека и общества с яркими, необычными переживаниями и со значительным риском. Вторжение в эти области можно сравнить с интереснейшим и опасным экспериментом. Все последствия глобального исторического эксперимента и связанных с ним угроз советское общество испытало на себе. Заметные параноидальные, шизофренические и истерические черты массовой психологии XX в. неоспоримы, так же как ее тревожность, подвижность, стремление к новому. Но, несмотря ни на что, взвешенная оценка все же далека от чрезмерно осторожной, обывательской или обскурантистской реакции на авангард, в том числе политический. Если полностью присоединиться к осторожным, тогда уменьшится разнообразие мира, будет сделан шаг к унификации, т. е. произойдет именно то, чего большевики добивались внутри советского общества и культуры. Несмотря на все внутренние антиномии и неотъемлемые угрозы коммунизма, полный отказ от него означал бы обеднение политического генофонда, а значит и гарантию проигрыша. Хотя нужда в соответствующих мерах безопасности и очень остра, «закрыть» авангардистское сознание, одновременно отказавшись от его несомненных достижений и потенций, морально безответственно и практически невозможно. Это означало бы отрезать человечество от еще ненайденных источников жизни, сделать его беспомощным перед угрозой вероятных катаклизмов. Вдобавок, это означало бы не искупить, а обессмыслить все принесенные на прежнем пути жертвы – именно не искупить. Значит путь к общественному здоровью лежит не через отказ от знания пограничных ситуаций, а через достижение более широкой, чем прежняя, – «новой гармонии». И одновременно через определение места любых авангардистских тенденций, в том числе политических, как явлений хотя и необходимых, но крайних. Роль «золотой середины» должна быть возвращена традиционным – соразмерным человеку, его здравому смыслу и естественным потребностям – образованиям. Без риска обществу не жить; достижение «новой гармонии», в свою очередь, невозможно без духовного и экзистенциального риска; должны быть только выверены его здоровые и естественные масштабы и мера.