А. Степанов - Число и культура

Главный претендент на высший пост считался, как сказано, определенным, тогда как остальное множество кандидатов воспринималось скорее в качестве общего фона ("без альтернативности нет демократии"). Этот "фон" по сути сливался в обобщенного "коллективного соперника", и центральный вопрос на выборах стоял практически так: "Ельцин или не Ельцин".

Подобной "дихотомизации" в тот период соответствовала и коллективно-психологическая оппозиция "Ельцин – Горбачев" (М.С.Горбачев занимал в тот период пост президента СССР и непосредственно в выборах президента РФ не участвовал, но над всеми событиями ощутимо нависала его "тень"). Против Ельцина Горбачев категорически возражал,(7) поэтому всё, что не Ельцин, казалось креатурами Горбачева или просто выгодными для него людьми. В такой подразумеваемой, но отчетливо ощутимой конфронтации первому, т.е. Ельцину, массовая мифология отводила место "героя", бескомпромиссного и решительного демократа и реформатора, мужественного поборника справедливости, тогда как во втором, т.е. "не-Ельцине", читай: Горбачеве, большинство уже явно разочаровалось. Его политическое поведение производило впечатление нерешительного и непоследовательного, его слова грешили дистанцированностью от дел. В такой проекции предвыборная кампания выглядела как борьба Ельцина с "тенью Горбачева".

За схваткой стояли и более мощные общественные реалии. СССР находился на грани распада, что сопровождалось подъемом национального самосознания не только в нацрепубликах, но и в самой РСФСР. С подавляющим перевесом Верховный Совет РСФСР принимает декларацию о суверенитете Российской республики, оглашение результатов голосования сопровождается ликующими овациями и вставанием. Национальное государство Россия и ее решительный демократический лидер, с одной стороны, и коммунистический СССР, завязший в вялотекущих реформах, с другой, – во многом таким представлялся центральный нерв коллизии.

Если допустить оправданность подобной "дуализации", или "дихотомизации", президентских выборов 1991 г., – а нам она представляется достаточно адекватной, – то сравнение с теоретической схемой все же возможно. Ельцин или "не-Ельцин", Ельцин или "тень Горбачева", энергичная национально-демократическая идея или одряхлевший, полуанемичный СССР – вполне бинарная действующая конструкция. В таком случае допустимо сравнение доли поданных голосов за реального фаворита, с одной стороны, и теоретического субъекта а из нашей модели, с другой.

За Б.Н.Ельцина на выборах 1991 г. отдали голоса 57,3% избирателей [244], что лишь на 0,4% отличается от теоретических 57,7%.

Это довольно любопытный и по-своему знаменательный результат: несмотря на множество перемен, пережитых страной за пять лет, несмотря на кардинальное, казалось бы, преображение общественных настроений и обстановки, на качественное изменение личного образа Ельцина (катастрофическое падение его популярности), параметр а/с – равный 57,7% в теории, 57,3 и 57,2% на практике – остался по существу неизменным. Прежде всего, это явно противоречит единодушной констатации политологов, что политическая ситуация в стране и в 1991, и в 1996 гг. характеризовалась коренной нестабильностью, отражая качество переходности. Если она действительно нестабильна, то следовало бы указать, в каком именно смысле, в каких конкретных аспектах. Гуманитарная политология то и дело грешит неточными, многозначительными выражениями, которые каждый волен понимать, как заблагорассудится. Напротив, элементарный подсчет демонстрирует, что параметр а/с остался по сути инвариантным. Мало того, с высокой степенью точности он совпадает с теоретической величиной 57,7%, полученной из предпосылки как раз принципиальной стабильности. Этот результат согласуется и с результатом американских выборов (см. Дж.Кеннеди). Россия – особенная страна, которую "умом не понять" и в которой всё не так, как на Западе? – Типологически одинаковые процессы повсюду в образованных странах приводят к одним и тем же итогам. Реальная действительность предпочитает, чтобы ей задавали строго сформулированные вопросы, тогда она и отвечает на них конкретно и точно.

Настоящая работа не посвящена специально проблеме президентских выборов, поэтому воздержимся от ее многосторонней разработки. Однако уместно, быть может, привести цифры по выборам президента в родственной нам по СНГ стране – Армении, которые состоялись в сентябре 1996 г. На высший пост претендовали два главных кандидата: действующий президент Левон Тер-Петросян и лидер объединенной оппозиции Вазген Манукян. Согласно сообщению "Известий", предпочтение первому отдало 52,09% избирателей, второму – 41,07%.(8) По-прежнему перед нами стандартный вид представления информации: проценты отнесены к общему числу голосов, а не только к тем, что поданы за двух главных участников. Поэтому прямое сравнение с теорией некорректно. Пересчет очень прост. В сумме на долю двух кандидатов приходится с = 52,09 + 41,07 = 93,16 процентов голосов от общего числа пришедших на избирательные участки. Поскольку нас интересует соотношение только между двумя кандидатами – без учета испорченных бюллетеней или опущенных за второстепенные независимые фигуры, постольку наличные 93,16% необходимо привести к 100% и определить новые цифры Тер-Петросяна и Манукяна. Тогда процент Тер-Петросяна составляет (52,09 / 93,16)· 100% = 55,9%, что несколько расходится с теоретическим значением 57,7%, но, в общем, удовлетворительно для натурного эксперимента. В марте 1998 г. в той же Армении в президентской схватке сошлись Роберт Кочарян и Карен Демирчян. Под рукой лишь предварительные данные (по результатам обработки 96%-ного массива бюллетеней), но они достаточно красноречивы: за Кочаряна проголосовало 59,68% избирателей, за Демирчяна- 40,32% [31]. Здесь уже пересчета не требуется (сумма и так равна 100%); цифра 59,68% – по абсолютной величине примерно такое же отклонение от 57,7% теории, как и в 1996 г., но противоположное по знаку.