А. Степанов - Число и культура

О ситуации тех лет позволяет судить и более поздняя критика. Политического либерализма оказалось "слишком много", он лишен тормозов. Чрезмерная партийная фрагментация препятствует дееспособности как парламента, так и формируемых им правительств. Все тонет в декламациях, спорах и ссорах, что исключает возможность выработки общей осмысленной линии и даже достижения устойчивого большинства. Правительства калейдоскопически сменяют друг друга, курс исполнительной власти лишен надлежащей преемственности. "Без руля и ветрил", анархия, разброд и раскол – подобные эпитеты сыпались со стороны оппонентов режима. "Режимом партий" впоследствии окрестил де Голль существовавшее тогда состояние. Франция недолго удержалась на этой ступени, в 1958 г. произошла очередная политическая бифуркация, очередная смена режима. Однако сейчас нас интересует именно пятая революция и тот факт, что после нее установился недвусмысленно либеральный климат. Сравнительно недавно появились и другие прецеденты.

Демократия послевоенной Италии (после четырех бифуркаций), как мы помним, была изрядно "подпорчена" проникновением в высшие сферы мафии, а также присутствием сильной коммунистической партии. В конце 1980-х гг., однако, начинается "судебная революция". Ее невозможно свести исключительно к акциям, пусть и масштабным, правоохранительных органов, она обусловливает самые глубокие политические последствия. Во-первых, на сей раз удается отсечь мафиозные кланы от участия в управлении государством. Во-вторых, рухнула, как карточный домик, и существовавшая почти полвека система партий, в частности объявляет о самороспуске ИКП, а ее наследница уже лишена тоталитарных поползновений.

В статье [197]отмечалось, что феномен конструктивной политической роли мафии был призван в Италии по-своему компенсировать наличие ИКП (для отсечения второй по силе партии от реальной власти; та же функция объясняет, почему в раскинутые криминальные сети были вовлечены главным образом некоммунистические силы) и что без мафии действовавшая структура оказалась бы неустойчивой и неработоспособной. Разоблачение и падение коммунизма в СССР выбили почву из-под ИКП, но вместе с тем в Италии и из-под объективной потребности в услугах мафии. Падение одной было невозможно без другой. В той же статье констатировалось, что ныне кардинально изменяется сама топология политической системы Италии, но сейчас нас интересует иное: состоялась очередная, пятая политическая бифуркация. В ее результате итальянская демократия лишается прежних генетических пороков, и либеральная модель на практике добивается "чистоты". Внесем в соответствующую графу: пятая революция в Италии, как и во Франции, последовательно либеральна.

В зону пятой бифуркации, похоже, вошла и современная Германия (четвертой, напомним, служила послевоенная денацификация). Невозможно расценить иначе, чем эпохальное, событие объединения Германии в 1990 г., включая демократизацию бывшей ГДР. Из страны выведены советские войска, резко сокращен контингент американских, остающихся на правах не оккупационных, а натовских. Экономический колосс совершает качественный скачок и в политическом самоутверждении, играя все более самостоятельную роль на международной арене, становясь одним из столпов ЕС и проектирующихся собственно европейских военных структур. Таким образом, если после четвертой бифуркации Германия была ограничена в реальном суверенитете, находилась под прессом великих держав (прежде всего США и СССР), то теперь данный фактор истаивает на глазах. Полувековой демократический стаж снимает с немцев клеймо "брутальной" нации, повсеместно выходит из моды стереотип "гадкого немца". О преодолении комплекса национальной вины, вероятно, свидетельствует и первое участие бундесвера в военных акциях за пределами собственной территории. Так или иначе, новый статус Германии, не ставя под угрозу внутренних либерально-демократических достижений, уже не предполагает наличия тех "но", о которых недавно шла речь: ни преград к национальному самоопределению (раскола Германии), ни фактических поражений в политических правах (жестких пределов внешнеполитического суверенитета), ни печати неизбывной коллективной вины. Но сказанное означает, что либеральная демократия становится полноценной, и это происходит в результате пятой бифуркации.

Выше отмечалось, что к подобному порогу подходит и Австрия. Навязанный великими державами и закрепленный в Конституции вечный нейтралитет теперь не помешал Австрии стать членом ЕС – не только экономического, но и политического союза. На повестке дня присоединение к НАТО и/или европейской оборонной организации. Если это произойдет, придется однозначно констатировать, что Австрия перешагнула порог пятой политической бифуркации. При этом вряд ли приходится всерьез ожидать демонтажа существующих либерально-демократических институций.