А. Степанов - Число и культура

Читателя, по-видимому, не удивляет, что при переходе от индивида к сообществу приходится снижать концептуальную планку. О том, что интеллектуальные возможности общества в целом заметно уступают таковым отдельного индивида, говорил К.Юнг. Например, в интервью Х.Никербокеру в 1938 г.: "Вы понимаете, что сто самых интеллигентных в мире людей составят вместе тупую толпу? Десять тысяч таких обладают коллективной интеллигентностью крокодила ‹…› Вследствие этого многомиллионная нация являет собой нечто даже нечеловеческое. Это ящерица, или крокодил, или волк" [237, c. 361]. И хотя мы не готовы разделить столь радикальное мнение, которое кажется полемическим (и не без умышленного эпатажа) преувеличением, вызванным опытом конкретного исторического периода, когда Юнг давал интервью, но с общим направлением вывода трудно не согласиться: массовое общество, так сказать, "глупее" человека в отдельности.(25)

Обстоятельства механизма сохранения и трансляции культурно-идеологических представлений позволяют поставить мысленный эксперимент. Предположим, некий неординарный по одаренности индивид создал концепцию, зиждущуюся на одновременном схватывании сравнительно большого количества факторов: для определенности пусть девяти или семи. Примем ли ее мы, обыкновенные люди, чьи способности более ограниченны? Не произведет ли на нас такая концепция впечатление не только "заумной", надуманной, но и вовсе пустой, лишенной всякого смысла (зеркальная разновидность ситуации с "голым королем")? Даже если кто-то из нас втайне догадается о значительности концепции, само ее предъявление – вызывающий, оскорбительный факт, указывающий на нашу собственную немощь. Подобный интеллектуальный продукт подрывает нашу веру в себя, препятствует нашему самоутверждению, т.е. функционально антигуманен и контркультурен . Содержательный диалог с "продвинутым" индивидом, плодом его ума попросту не состоится, защитная реакция на него приведет к остракизму: осмеиванию или игнорированию. Следовательно, "слишком умная" концепция останется личным достоянием ее творца (возможно, горстки людей из его окружения), не превратившись в признанное культурное достояние. Заметим, процесс нашего общения с "гением" протекает не в логической плоскости, а в общественно-психологической: мы навешиваем на него ярлык чудака, а то и беспросветного идиота, окружив стеной изоляции. На роль подлинных авторитетов мы назначаем тех, чей способ мышления внятен репрезентативной группе людей, отвечает их возможностям и запросам.

Вопрос о размерах и свойствах названной репрезентативной группы разные социумы и эпохи решают по-разному. В современных, т.е. экзотерических, массовых, обществах (заметим, именно в тех, в которых число оказалось наиболее активным и важным) даже научные кланы составлены по принципу "каждой твари по паре". Планка отбора и подготовки научных кадров не поднята слишком высоко. Не раз доводилось слышать мнение, что в среднем современный ученый несколько деградировал по сравнению, скажем, со средневековым, но это не болезнь научного сообщества, а его генетическая особенность в эпоху масс. Во-первых, общество нуждается в большом количестве информации, к тому же стремительно обновляющейся. На качество, итог долгих раздумий спрос ограничен. Во-вторых, кто непосредственно заказывает музыку в обществах современного типа, включая науку, как не политики, банкиры, масс-медиа? Не станем говорить о хрестоматийно-одиозных прецедентах вмешательства власть имущих в науку ХХ столетия: будь то искреннее возмущение советских вождей, что генетики, вместо решения поставленных партией великих народнохозяйственных задач, опустились до подсчета пятнышек на крыльях мух-дрозофил, что кибернетики вознамерились заменить сознательного пролетария машиной, или негодование нацистских фюреров по поводу "еврейских поползновений" в физике. Возьмем "нормальные", демократические страны. Обладает ли ученый шансом получить грант под "заумное" исследование? Политики и банкиры, в свою очередь, зависят от общественного мнения, т.е. от нас с вами, от профанов. Зависимость всех от вся обусловливает "равнение на посредственность", задает свойства социального заказа, накладывая на научный продукт априорное требование внятности многим – в том числе и по признаку семантической кратности. На фактор коренной зависимости свойств научного продукта от социального окружения и обстановки указывает, например, Ю.В.Чайковский: "Никакой гений с нуля школу не создает. Сам он может додуматься до чего угодно, но если общество не готово, оно его не услышит, а потому и не запомнит" [370, c. 151].