А. Степанов - Число и культура

В западной части европейского континента обнаружены следующие ансамбли: германский, романский, Скандинавия и Бенилюкс, – всего четыре. В более проблемной восточной: Балтия, Вышеградский ансамбль, юго-восточный, югославский и, наконец, исламский, – т.е. пять. Неохваченными остались Британия и Ирландия, вопрос о них требует заслуженного внимания.

Почему в данном случае нарушается общее правило: отсутствует не только тетрада, но даже триада? – Возможно, из-за географической изолированности Британских островов: не хватает соседей, нет и "полнокровного" ансамбля? Сравнительно недавно здесь существовала всего одна страна. Бросим взгляд на исторический ряд.

В конце ХII в. Ирландия завоевана Англией, в 1801 г. в англо-ирландской унии ликвидированы остатки ее автономии. Волнения 1919 – 21 гг. приводят к заключению в 1921 г. договора, согласно которому Ирландии предоставляется статус доминиона. В 1949 г. Ирландия провозглашена республикой. С тех пор на Британских островах два государства, а не одно.

Отделенность проливом – не достаточное условие для логико-семантического обособления островов (сходные географические обстоятельства не мешают включению Кипра в состав юго-восточного ансамбля, Исландии – скандинавского, не говоря о том, что территория Турции разделена Босфором и Дарданеллами и ее ансамбль разбросан по мусульманским анклавам). В данном контексте, вероятно, уместно вспомнить об английской политической традиции последних веков – служить "балансиром" в континентальных европейских делах, попеременно присоединяясь то к одной, то к другой из складывавшихся коалиций. Со времен Столетней войны 1337 – 1453 гг. и войн с Голландией в ХVII в. Англия последовательно воздерживалась от серьезных самостоятельных акций на континенте, ставя акцент на военно-морском предотвращении возможной высадки сухопутных сил европейских противников, а также на расширении собственных владений в других частях света. Ей действительно удалось добиться исторической "равноудаленности" от любой из стран европейского континента, от складывающихся здесь долгосрочных альянсов. Политико-психологический интерес Британии, ее, так сказать, интенция до сих пор в значительной мере направлены не внутрь ЕС, а вовне.

Учитывая важность поднятой темы, целесообразно опереться на мнение специалистов-историков. В третьем томе "Материальной цивилизации"- ("Время мира") Ф.Бродель утверждает: "Между 1453 и 1558 г., между окончанием Столетней войны и отвоеванием Кале Франсуа де Гизом, Англия, сама в тот момент не осознавая, сделалась островом (да простят мне это выражение) – понимай: автономным пространством, отличным от континента. До этого решающего периода Англия, невзирая на Ла Манш, на Северное море, на Па-де-Кале, была "телесно" привязана к Франции, к Нидерландам, к Европе , вытесненная из Франции, она оказалась сведенной к самой себе" [62, с. 60 ], – и приводит высказывание Артура Юнга, сделанное около 1740 г.: "Его обитатели должны более думать о том, как себя защитить, нежели о том, чтобы распространить свои завоевания на континент. Им было бы весьма трудно оные сохранить, по причине отдаленности и превратностей моря" [там же, с. 361]. "Правило действовало и для европейцев применительно к острову", – добавляет Бродель. Присутствовали и иные факторы. Продолжим цитирование "Времени мира".

"Одновременно разрыв с континентом в 1529 – 1533 гг. был "продублирован" разрывом с Римом, что еще более усилило "дистанцирование" английского пространства. Реформация, как справедливо сказал Намье, была также и языком национализма. Англия стремительно ее приняла, а затем бросилась, или была брошена, в авантюру, имевшую многочисленные следствия: король сделался главой англиканской церкви, он стал папой в своем королевстве , а что еще больше ее подтолкнуло, так это то, что Британские острова, долгое время бывшие на краю света, у оконечности Европы, сделались после Великих открытий отправной точкой плавания к новым мирам. Конечно, Англия не преднамеренно отделилась от старого европейского "блокшива", имея в виду лучше открыться для мира, но результат оказался именно таким. И плюс к тому дополнительный залог отделения и самостоятельности – память прошлого, враждебность Европе, слишком близкой, которую не удалось бы выбросить из головы" [там же]. Наконец: "Англия ощущала себя подвергающейся угрозе со стороны политически опасной Франции, вскоре обретшей чрезмерные преимущества Испании, Антверпена с его господствующими купцами, а позднее торжествующего Амстердама" [там же, с. 362].