А. Степанов - Число и культура

С другой стороны, возможно ли было Грузии (применительно к Южной Осетии, Абхазии), России (по отношению к Ичкерии) и потенциально Азербайджану (Нагорный Карабах) с легкостью признать действие двойной юрисдикции над частью собственной территории? Что это за Конфедерация, чья земля – территория уже существующих государств? К сожалению, здесь не место, чтобы подобающе обосновать теоретическую допустимость такого варианта в условиях четырехзвенных конструкций, в этом плане они весьма нетрадиционны. Придется обойтись аналогиями.

Уже СССР (воплотивший в своем территориально-государственном устройстве четырехсоставную схему) был в значительной мере "неканоническим" образованием, не сводившимся к обычным унитарным, федеративным или конфедеративным формам.(8) Статус единого государства и одновременно союза государств был по существу признан и со стороны мирового сообщества, выделившего для него в ООН квоту целых трех мест: наряду с СССР, ее членами были Украина и Белоруссия (РСФСР, как ни странно, в этом списке не значилась, что, очевидно, свидетельствовало, что извне СССР квалифицировался как "большая Россия"). Какое положение возникло в результате? – Есть СССР, и в качестве суверенной страны он является членом всемирной организации независимых государств (даже постоянным членом ее Совета безопасности). Территория СССР определена. Но почему-то на той же территории оказались еще два государства, с позиций международного права также признанные независимыми. Ситуация лишь кажется парадоксальной – с во многом устаревшей, далеко не во всех случаях пригодной точки зрения. Объяснения, почему это оказалось возможным – и внутри собственной парадигмы вполне логичным, – потребовали бы слишком обширной печатной площади и введения новых, здесь не используемых категорий, в том числе математических. Поэтому ограничимся сказанным: к подобному парадоксу "привыкли", даже прочувствовали его своеобразную внутреннюю правоту.

Сходным образом ныне обсуждается вопрос о членстве в ООН Евросоюза, при сохранении мест за всеми его отдельными членами. В свою очередь, два года назад кабинет лейбористов Великобритании заключает четырехстороннее соглашение по поводу Северной Ирландии (четыре стороны: правительства Великобритании и Ирландии, представители протестантской и католической общин в самой Северной Ирландии), согласно которому в управлении Ольстером принимают участие оба государства, и это позволяет остановить застарелый кровопролитный конфликт (не принимая в расчет немногочисленную маргинальную группу крайних экстремистов).

Таким образом, и перед Конфедерацией народов Кавказа не было абсолютного тупика, однако и Тбилиси, и Москва избрали тактику насилия, не только не добившись некорректно поставленных целей, но еще более усугубив проблему. Упомянутой же Конфедерации, ее возможному преемнику (т.е. некоему аналогичному территориально-политическому образованию) или ее наиболее деятельному представителю, добивающейся полной независимости Чечне,(9) принадлежит в регионе место "четвертого", и это место неистребимо. В данном случае опять-таки идет речь о региональном ансамбле – кавказском, перестраивающемся, подчиняясь новейшим веяниям (за предыдущие десятилетия он пережил существенную модернизацию, по крайней мере усвоил арсенал индустриалистского образа мысли и методов), согласно кватерниорной матрице.

Азербайджан, Армения, Грузия входят в состав СНГ. При этом любопытно, что упомянутый четвертый элемент – будь то в широком значении (Конфедерация народов Кавказа) или в узком (Чечня) – занимает еще более последовательную интеграционную позицию, чем тройка ныне легитимных государств. Абхазия, чье недавнее преуспевание базировалось на курортной индустрии, на приезжих со всего Союза и на экспорте фруктов в республики СССР, отдает себе отчет в том, что одна Грузия не в состоянии обеспечить ее туристами и потребителями, и оттого заводила разговоры о присоединении к России или к союзу Россия-Беларусь. Южная Осетия стремилась воссоединиться с Северной, являющейся субъектом той же РФ. Нагорный Карабах, во времена Горбачева выступавший с инициативой непосредственного вхождения в СССР, до сих пор видит в российском факторе залог выживания. Даже Ичкерия, чьи отношения с Россией, кажется, безнадежно испорчены, демонстрирует достаточно неожиданное поведение. Во-первых, Джохар Дудаев не признавал законности роспуска СССР и даже предлагал отправленному в отставку М.С.Горбачеву убежище в Чечне как последнем бастионе Союза. Во-вторых, и нынешний президент Чечни, А.Масхадов, и столь радикально настроенный деятель как Ш.Басаев ("террорист", вторая по популярности фигура в республике), настаивая на государственной независимости, недвусмысленно высказываются за вступление в СНГ. Территория Чечни зажата между Россией и Грузией, "куда же мы денемся?" – раздаются комментарии чеченских политиков и полевых командиров. С.Радуев, командующий "Армии генерала Дудаева", даже предлагал выстроить отношения между Чечней и Россией по образцу российско-белорусского союза [159]. Подобные факты укрепляют во мнении: типологически четвертый элемент на Кавказе, борющийся за свои права против соответствующих канонических постсоветских государств в отдельности, в то же время ориентирован на достижение более широкого, блокового единства. Данный тезис пригодится впоследствии, пока же достаточно констатировать, что кавказский региональный ансамбль, пребывающий на стыке славянского и большого мусульманского миров, во-первых, представляет собой единую, сопряженную с Россией систему [90]и, во-вторых, рано или поздно добьется, по-видимому, кватерниорности собственного государственно-политического строения.