Геннадий Разумов: Параллельный мир

Я прошел несколько коротких кварталов. Остановился. Что это? Вместо домов – развалины. Обломки бревенчатых стен, обрывки обоев, хлопающих на ветру, рваные листы ржавого кровельного железа.

Сердце мое екнуло – на месте нашего дома тоже были развалины. Я опоздал. Груды обломанных досок, густой слой штукатурной пыли. Кажется, вот здесь была наша комната, вот там стояла высокая пружинная кровать и швейная машина. А рядом была комната бабушки с дедушкой, на стене висели жестяные ходики и стоял большой буфет с бруснично-яблочным вареньем. Мне стало очень грустно, и защипало глаза.

Развалины тянулись по обе стороны улицы. Мой взгляд пробегал по этим остаткам прошлого и вдруг споткнулся о то главное, ради чего я сегодня сюда приехал. Я прошел еще немного и встал как вкопанный. Среди общего разгрома стоял, как и раньше, наш добрый зеленый Забор. Конечно, он был не таким высоким, не таким плотным и не таким зеленым. Он покосился, в некоторых местах совсем упал на землю. Часть его досок была разбита, кривые поржавевшие гвозди жесткой неровной щетиной торчали из прогнивших перекладин. И все же забор был, он существовал назло беспощадному Времени.

Я зашел за него, туда, где раньше был пустырь – мое первое в жизни детское разочарование. Теперь под гуськом подъемного башенного крана здесь поднимался белоснежный корпус огромного многоэтажного дома с ровными прямоугольниками широких окон и длинных балконов. И дальше за ним до самого горизонта росли разнокалиберные кубики и параллелепипеды новостройки. На месте нашей старой одноэтажной Нахаловки строился большой новый микрорайон.

Я повернул назад и направился к развалинам прошлого, к старому забору, к разрушенным стенам родного дома. Ну конечно, только здесь, где встретились в пространстве и времени, связались в один узел прошлое и настоящее, детство и зрелость, только здесь и можно оторваться от той маленькой узкой щелки, через которую человеку от роду дано смотреть на мир. Наверно, только здесь можно взглянуть в широкое окно другого времени и другого пространства.

Я подошел к завалам стен и перекрытий и коснулся рукой шершавого остова разрушенной печки с обгоревшей трубой. Неожиданно все вокруг изменилось. Низкое облачное небо опустилось на крыши домов и верхушки деревьев. Потемнело, исчезли очертания строящегося дома, развалин, забора, всех окружающих предметов. Потом откуда-то снизу, из земли, распространился какой-то странный мерцающий свет, с каждой секундой он становился все ярче. В его фантастическом сиянии возник этот яркий, красочный, сказочный мир.

В нем причудливо смешались разные времена года. Рядом с буйно цветущими багровыми пионами истекал ручьями большой сугроб белого снега, возле поникшей ивы с пожелтевшими листьями зеленел густой куст смородины.

В этом светлом праздничном мире жили почти такие же люди, как и мы. У них были гибкие подвижные фигуры, они летали на разноцветных зонтиках, которые, складываясь, превращались в тоненькие трости. У детей зонтики были маленькие цветастые, у взрослых однотонные: синие, зеленые, коричневые, у стариков – прямые черные. Жили эти люди в небольших лиловых домах-шарах, которые время от времени перекатывались с места на место и останавливались то тут, то там.

С волнением и страхом я приблизился к ближайшему круглому дому, протянул руку, чтобы потрогать его нежную бархатистую стену, но пальцы ничего не почувствовали – они прошли стену насквозь и повисли в воздухе. Я подошел к маленькой овальной двери, хотел открыть ее, но ладонь ни на что не оперлась. Я сделал несколько шагов вперед. Что такое? Дом исчез. Оглянулся – он стоял как ни в чем не бывало на том же месте.

Возле куста смородины опустился с зонтиком на землю пожилой человек в сером плаще-накидке. Я бросился к нему, размахивая руками, и крикнул:

– Погодите! Остановитесь!

Он быстро шел мне навстречу, еще секунда, и мы сблизились, столкнулись друг с другом, но я даже не ощутил его тела. Он как бы прошел сквозь меня и, не оглянувшись, скрылся в лиловом домике.

И тогда до меня, наконец, дошло – вот оно что! Это же все мираж, пустота, голография, изображение далекого мира, существующего не здесь, рядом с нами, а где-то там, очень далеко, в глубинах Вселенной, на какой-нибудь Альфе Центавра.

Все снова померкло. Свет медленно угасал. На темном небе появились наши обычные земные облака и редкие желтые звезды.

– Скажите, пожалуйста, сколько сейчас времени? – вывел меня из забытья тонкий детский голос. Рядом стоял мальчик-прохожий. Что-то неуловимо знакомое было в его худенькой фигуре, удлиненном личике.