Андрей Андреев - Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Особенно характерной для такого восприяния немецких университетов как эталонных может служить фраза из переводной статьи, посвященной сравнительной характеристике университетов Северной Америки. «Германский университет есть большое общественное заведение, в благе которого принимает глубокое участие и народ и Правительство. Он находится под надзором и щитом общественного мнения; круг его действий распространяется на всю нацию, и кем бы ни был основан, он составляет истинно народное достояние и проникнут духом высшей образованности. Напротив, американский университет обыкновенно есть частное заведение, основанное с видами вовсе не обширными; он всегда состоит под отчетом какой-либо политической партии или секты, в жертву которым приносится высшее назначение Университета». Редакторы ЖМНП сочли эту фразу «основательным замечанием», объясняющим, почему у американских университетов пока еще «круг действия ограничен, ход их шаток и влияние незначительно». [1320]

Остается еще заметить, что помимо общих обзоров о состоянии немецких университетов в ЖМНП регулярно публиковались справочные сведения о них: списки лекций с указанием профессоров и предметов (здесь фигурировали такие университеты, как Гёттинген, Тюбинген, Лейпциг, Вюрцбург, Фрейбург, Вена, Прага, Цюрих, Берн), статистические данные о количестве студентов с отдельным указанием числа иностранцев, распределения слушателей по факультетам и т. д.

Символическим же свидетельством близости к «классическому» университету служит помещенная, очевидно по распоряжению самого Уварова, в ЖМНП за 1847 г. посмертная публикация одной из филологических статей Вильгельма фон Гумбольдта, которая открывалась изложением научного credo немецкого мыслителя – его верности чистой науке: «Сравнительное изучение языков тогда только может дать точные и значительные результаты касательно языка, развития народов и образования человечества, когда оно сделается самостоятельным, имеющим пользу и цель в себе самом». [1321]

В журнале «Отечественные записки» тема немецких университетов преломлялась несколько в ином ключе, нежели в ЖМНП. Общий характер «Отечественных записок» определяли литературные произведения и критические статьи, поэтому трудно было бы ожидать появления здесь детальных обзоров, относящихся к университетскому образованию за границей. Тем не менее один из разделов журнала был озаглавлен «Наука», и там среди других представлены переводы исследований немецких профессоров (в частности, помещен цикл из пяти статей Л. фон Ранке о Реформации [1322]) или биографии отдельных ученых (например, А. Л. Шлёцера [1323]). Но главное, что тема немецких университетов возникала в журнале именно в той мере, в какой она волновала русское общество 1830—40-х гг., будучи актуальной для участников общественных споров о судьбе России и ее соотношении с Западной Европой.

Редактору «Отечественных записок» Андрею Александровичу Краевскому (1810–1889) удалось сделать свой журнал самым читаемым в России того времени (с огромным тиражом в 8000 экз.), и почти каждая публикация в нем вызывала отклики в обществе. Интересно, что свою деятельность журналиста Краевский с 1835 г. начинал в ЖМНП, где был сперва помощником редактора, а в 1837 г. – редактором, непосредственно связанным с С. С. Уваровым [1324]. Важность университетской темы, представленной в ЖМНП за эти годы, не могла не наложить отпечаток на осознание Краевским ее значения для русского общества.

С 1839 г. он привлек к сотрудничеству в своем журнале ведущих писателей и публицистов «западнического» направления, в том числе членов московского кружка Н. В. Станкевича, которые, штудируя между собой Гегеля и Шеллинга, питали глубокий интерес к немецкой университетской науке. Ярким свидетельством тому служит публикация, появившаяся в журнале «Московский наблюдатель» в мае 1838 г., когда его издание всецело перешло в руки В. Г. Белинского и М. А. Бакунина, что фактически сделало этот журнал печатным органом кружка Станкевича. В заметке из «Литературной хроники» Белинский с позиций философии Гегеля обратился к истории отечественного высшего образования, чтобы подчеркнуть в ней роль Московского университета как старейшего в России, чье «органическое развитие» за прошедшие годы позволяет ему сейчас пользоваться «безмерным» авторитетом в глазах общества, «воспитателем молодых людей всех классов и сословий» которого он является. Правительственные реформы придавали Московскому университету регулярное обновление (в гегелевском смысле); в последние же годы молодые профессора, учившиеся «в Берлинском университете, под руководством первых знаменитостей века, напитанные учением основательным, глубоким и современным, знакомые с духом новейшей философии», внесли в университет «совершенно новый элемент, долженствующий дать ему новую жизнь». Произошло это потому, что «Берлин есть представитель не только просвещения Пруссии – первого в этом отношении государства в Европе, не только просвещения Германии – хранительницы элевзинских таинств и священного огня новейшего знания, он есть представитель просвещения всей Европы», а значит, «молодые профессоры Московского университета черпали знание в самом его источнике». [1325]