Александр Поповский - Вдохновенные искатели

Мышей укладывали на спинку, привязывали и пускали кровососов. Часа через два усталых зверьков сажали в тесную клетку, где они не могли повернуться и поедать своих клещей. Методику меняли, придумывали другую, но неудачно.

– Что, если надеть им воротнички? – предложила однажды Скрынник. – Обыкновенные целлулоидные воротнички. Мне о них говорил Павловский.

– Кому? – удивился микробиолог.

До чего люди бывают рассеянны! Ну что ему на это сказать?

– Не клещам же, конечно, а мышам.

– Уж если воротнички, – смеялся Рыжов, – то лучше полотняные, стояче-отложного фасона…

Она надела мышам воротнички в виде кружков на шее, – и бедные зверьки лишились возможности умываться, доставать мордочкой до живота, где беспечно паслись кровососы.

Прошло десять дней, и одна из мышей заболела. У нее вздыбилась шерсть и отнялись задние ноги. Рыжов пришел в неописуемое волнение; он несколько ночей провел у клетки животного, не отходя от него. Какая удача! Какой неслыханный успех! Они нашли переносчика энцефалита, открыли естественно зараженных клещей.

На пятые сутки мышка подохла, и микробиолог ее вскрыл. Растертый мозг, разведенный физиологическим раствором, был впрыснут здоровым зверькам, и те, один за другим, погибли. Тридцать пять раз вводили эмульсию из мозга одной мыши другой, и неизменно наступала гибель.

– Мы должны еще доказать, – заметила Скрынник, – что подопытные животные гибнут именно от энцефалита.

Странное заявление! От чего ж другого им умирать?

– Во всяком случае, не от печеночных колик. Картина болезни не вызывает сомнения. Мы можем, если хотите, проверить.

Скрынник этого только и добивалась.

Она заражает двух мышей: одну – эмульсией из мозга человека, умершего от энцефалита, а другую – из мозга зверька. Через некоторое время животные заболевают и погибают в один и тот же день. И течение болезни и симптомы ее положительно во всем совпадают.

На этом заканчиваются удачи Рыжова. Тысячи клещей, собранных в самых различных местах, не дали больше ни одного заражения.

У Рыжова было слишком горячее сердце, чтобы остыть после первых неудач. Слишком много надежд возлагал он на эту экспедицию, слишком долго о ней мечтал. Со школьной скамьи Рыжов грезил о практической работе. Творческие искания восхищали его, а заниматься ими ему не пришлось. Его уговорили стать педагогом, и безрассудный человек уступил. Три года он рвался из аудитории и вырвался только сейчас.

– Ну, как вас послать? – пожимал плечами Павловский. – У вас ведь не было практики, нет технических знаний и мастерства.

Он помчался в Москву и в течение месяца набирался искусства и опыта.

Его послали с отрядом и приставили к любимому делу. Надо ли удивляться, что работа лишила его покоя. Рыжов не отходил от подопытных зверьков, с замиранием сердца следил за их состоянием. В жаре и духоте, мокрый от пота, он сидел часами за микроскопом; при свете свечи вскрывал погибших животных, чтобы вовремя заразить их мозгом других. Оперируя опаснейшим из возбудителей, он ставил опыты в невероятно рискованных условиях, нисколько не думая о себе. Когда в Оборе разлилась река и холодные потоки прорвались в ледник, где в пробирках хранился мозг погибших мышей – единственные запасы возбудителя энцефалита, – Рыжов, не задумываясь, бросился в холодную воду и, выбиваясь из сил, вплавь добрался до заветных пробирок.

Неудачные попытки заразить энцефалитом мышей придали ему новые силы. Он придумывал опыты и не доводил их до конца, бросался из крайности в крайность и, измученный поисками, добивался у Скрынник поддержки.

– Что ж это будет, Александра Никитична? Надо выбираться из беды. Уверены ли вы, что именно клещ хранит возбудителя энцефалита?

Она сердито перебивала его:

– А вы что, готовы усомниться?

Смущенный ее твердостью, Рыжов умолкал.

– Вы меня извините, – оправдывался он, – мне просто любопытно вас послушать.

– Я продолжаю держаться прежнего мнения, – отвечала она.

– А уверены вы в том, – спросил он однажды, – что возбудитель энцефалита выживает в организме клеща?

– Убеждена, безусловно. Впрочем," это можно проверить.

Они отправились в барак, где лежали больные, отобрали наиболее тяжелых из них и стали готовиться к опыту. Техника дела была тщательно обдумана и разработана; микробиолог и паразитолог трудились вдвоем. На ногу больного энцефалитом опрокинули пробирку с клещами. Кровососов накрыли часовым стеклом и прибинтовали, оставив окошечко для наблюдения. Спустя восемь часов кровососов снимали, чтобы утром вновь водворить под часовое стекло.