Александр Поповский - Вдохновенные искатели

Взволнованная исследовательница достигла места назначения, но ни одной липучки там не нашла. Нетрудно было догадаться, чьи заботливые руки ей помогли. По тому, как бумага была свернута трубочкой и спрятана в условленное место, она узнала работу юных природоведов – верных ее помощников.

Прошел дождь, стало ясно, и те же заботливые руки развесили бумагу по местам.

Пять дней спустя большая часть москитов угодила на бумагу в пунктах, расположенных в ста двадцати метрах от того, где их отпустили. Только трое пролетели тысячу с лишним метров.

Второй опыт поставили иначе. Из трех поселков одновременно выпустили четырнадцать тысяч опыленных краской москитов. Тут были голубые, зеленые и алые – каждому населенному пункту соответствовала своя определенная расцветка, своего рода паспорт, удостоверяющий место, откуда пущен был москит. Три дня спустя девяносто два процента выпущенных пленников оказались на липучках в двенадцати метрах от места своего освобождения, семь – в радиусе двадцати пяти метров, и только один процент – чуть подальше. Враг явно тяготел к человеческому жилищу, держался возле него, хотя и мог одолевать далекие расстояния.

Трудно давался Петрищевой каждый шаг, мучительно решалась задача. Она знала, что папатачи – печальный спутник человека – размножается где-то вблизи человека. Москит оказался домоседом, не склонным искать счастья далеко от своего очага. Спрашивается: как ей использовать эти важные факты из биологии противника против него? Нельзя ли тут что-нибудь придумать? Приходят же другим прекрасные идеи, остроумные решения, удивительные выходы из тупика. Почему ей ничего не удается? Смешно требовать от себя невозможного, но как много бы она отдала за удачную мысль или хотя бы за добрый совет!

Исследовательница потеряла покой, она много размышляла, хуже работала и страшно бранила себя: «Так мне и надо, я слишком легкомысленно ко всему подхожу, решаю с налета, без должной оценки и критики».

Она отказывалась находить для себя оправдание, гнала мысль о недавних удачах и сурово осуждала себя: «Все успехи сплошь и рядом были случайны или вымучены страшным трудом… Ни проникновенности, ни остроумия нет у меня…»

Ничто не могло рассеять ее тяжелого чувства: ни внимание сотрудников, ни сочувствие друзей из поселка.

– Полина Андреевна, – пытались ее утешить соседки, – приходите к нам вечером москитов ловить. У нас их видимо-невидимо. Можно будет и на чердак сходить…

– Что там у вас! – ревниво останавливала ее другая. – Посмотрели бы у меня, их не счесть, не перечесть, ну чисто москитное нашествие…

Она обещает зайти к одной и другой, обязательно побывает у обеих.

– Полина Андреевна, – приносят ей школьники радостную весть, – мы в пещере за городом, куда пастухи загоняют овец, москитов нашли…

– Это дикие, – горячо утверждает один. – Они в норах обитают.

Москиты дикой природы всегда были дороги ей. Она за ними исходила всю Среднюю Азию, облазила норы хищных зверей. В другой раз Петрищева, не задумываясь, поспешила бы туда, но теперь ей не до того, даже весть о самих москитах безразлична.

Сомнения и тревоги грозили всему, что было создано столькими трудами. Надо было что-нибудь предпринять, и Петрищева занялась… изучением долголетия москита. Планы экспедиции потерпели крушение, ей не удалось ничего сделать, она хотя бы решит, как велик век папатачи на земле.

Точно опыт мог иметь серьезные последствия, исследовательница обставляет его вниманием и любовью. Все в нем продумано до конца. В обширный двор, снабженный всем необходимым для жизни москита – плодами для самцов, мышами для самок и органическим веществом для личинок, – она выпускает несколько тысяч окрашенных москитов. Они недавно лишь вылупились в лаборатории, и дни их жизни аккуратно учтены. Ничто насекомых не стесняет, они живут беззаботно в естественной среде. Один раз в неделю во дворе вешаются контрольные липучки. Сборы с них подтверждают, что питомцы не ушли из-под гостеприимного крова и что естественный конец их еще не наступил… С шестой недели улов стал снижаться, живых москитов становилось все меньше) а на десятой был пойман последний.

– Век москита, – заключила Петрищева, – колеблется от сорока до семидесяти дней.

Она видела рождение и смерть поколения, весь цикл развития прошел в естественной среде у нее на глазах. Переносчик оказался домоседом, отшельником, с миром, ограниченным стенами двора и даже пределами сарая. Тесная отчизна, что и говорить. Тем более непонятно, почему ей не удалось открыть места размножения москита.