Александр Поповский - Вдохновенные искатели

Он в этом убедился на опыте. Партия москитов, выведенная в лаборатории, была пущена на больную песчанку. Затем в течение семи суток он их холил и берег. Время было холодное, и капризные переносчики изводили его. Он кормил их своей кровью, согревал своим телом, делал все, чтобы их сохранить. При вскрытии у москитов был обнаружен возбудитель болезни. Только из организма зверька они могли его получить.

– Что же вы мне посоветуете, Александра Петровна? С чего прикажете теперь начинать? Надо решить, кто кого заражает.

Исследователь не стал домогаться ответа. Зимой экспедиция вернулась в столицу, и здесь Латышев понял, что ему делать и с чего начинать.

Он принялся ставить опыты: заражать пендинской язвой песчанок, привезенных с собой, вызывать у них болезнь и вновь заражать после выздоровления. Надо было ожидать, что зверьки, перенесшие пендинку, устоят против новой заразы. Организм животного поведет себя так же, как организм человека. Случилось иначе: животные болели дважды и трижды, у них не развивался иммунитет. Они оказались способными болеть и заражаться всю жизнь. Александра Петровна была, несомненно, права, когда утверждала, что зверек служит резервуаром – неиссякаемым источником заразы.

«Если москиты, – подумал Латышев, – черпают заразное начало из организма зверька и передают его здоровым песчанкам, то заболевания в норе должны начинаться задолго до того, как возникает эпидемия. Ничто не может помешать кровососу и его потомству круглый год поражать хозяев и сообитателей».

Латышев едет ранней весной, в пору мартовских ливней, в пустыню. В воздухе нет еще москитов – предвестников грядущих бед. Исследователь приступает к отстрелу песчанок и строгой проверке их. Два месяца с лишним длится охотам и изучение зверьков. Из четырехсот восьмидесяти песчанок триста двадцать отмечены печатью пендинки. Многие – с начальными стадиями болезни: их заразили недавно, в марте, а возможно и в феврале. Перед отъездом отсюда, в декабре прошлого года, он наблюдал также много свежих заболеваний. Москитов не было уже и в помине, а заражение зверьков продолжалось.

Да, он не ошибся, именно в норе поддерживается источник страдания: молодые москиты поглощают возбудителя из крови песчанки, чтоб передать его потомству зверька. Эта черная работа распределена между москитом кавказским, поддерживающим болезнь у грызунов, и папатачи – у человека.

В связи с этим Латышев решил внести ясность в латинскую лексику и отказаться от термина «антропофильный» – «человеколюбивый», несправедливо присвоенного кровососу папатачи.

– Согласитесь, Александра Петровна, – настаивал сторонник порядка в языке, – не о любви к человеку тут может быть речь, а о влечении к его кровле и дому. Он «стегофильный» – домолюбивый, сказал бы я.

Николай Иванович Латышев – паразитолог чистейшей воды, достойная ветвь когорты, осушавшей малярийные болота в Южной Италии, гнезда желтой лихорадки на перешейке Панамы, действовавшей всюду, где приходилось вырывать с корнем зло. Духовным отцом его, вдохновителем и другом был Павловский.

Вот почему, завершив свое открытие, он не поспешил за признанием и славой, а засучив рукава продолжал свое дело. Вечерами, после тягостного и трудного дня, супруги зажигали импровизированные лампы невиданной конструкции – с резервуаром из ружейного патрона, с пробиркой без дна вместо стекла, с горелкой из металлической сетки – и принимались катать ватные шарики. Они складывали их в посуду, обливали хлорпикрином и утром уносили этот груз к норам. Александра Петровна вводила шарик в убежище, а Николай Иванович наглухо заделывал нору. Никто из обитателей не выживал там: ни зверек, ни его сотрапезники.

Двадцать пять тысяч нор затравили супруги. Спустя год были затравлены еще пятьсот тысяч – и в районе исчезла пендинка. Не стало резервуара, питающего переносчика заразы, исчезли москиты – и прекратилась болезнь среди людей.

– Остался неясным еще один вопрос, – сказала Александра Петровна мужу. – Я хотела бы им заняться одна.

Он вопросительно взглянул на нее.

– Надо решить, – продолжала она, – каким путем возбудитель переходит от москита к человеку, какова механика его передачи из одного организма в другой. Я попробую на это ответить.

Он и сам уже над этим думал, но все почему-то не решался начинать. Важно, конечно, знать пути перехода заразного начала, но никому из исследователей не удалось это определить. Никто не сумел доказать, что именно укусом внедряется зараза. До каких только ухищрений не доходили ученые! Они давали зараженному москиту пить из пробирки стерильную кровь. В угоду его привычкам, посуду накрывали пленкой, подобной человеческой коже. Содержимое пробирки после кровососания исследовалось, и в нем находили возбудителя пендинской язвы. Лишь из горла москита мог он туда угодить, впрыснутый, видимо, при кровососании. Это все, что удалось установить, как ни бились знаменитые институты, искуснейшие тропикологи. Механика заражения оставалась неясной.