Роберт Аллен - От фермы к фабрике

В результате сложилась общественная система, в рамках которой принцип «верховенства закона» стал инструментом эксплуатации крестьянства в интересах царя и знати, а вовсе не способом справедливого определения правил функционирования этой системы, призванным закрепить социальное равенство и предоставить возможность гражданам государства строить взаимовыгодные общественные отношения и обмен. Так, например, по словам Яковлева (1995, 5), «основной культурный факт российской истории в том, что в сознании людей закон никогда не связывался с моральной правдой». Это была «действительность… резкая и репрессивная, несправедливая и жестокая… закон крепостничества». По мнению Оуэна (1998, 24–25), «различные своды законов, изданные с 1497 г., демонстрировали решительность, с которой царская бюрократия стремилась строго регламентировать общественную жизнь, используя методы законодательного принуждения и ограничения. Закон стал играть роль административного механизма, утратив значение свода правил, предписанных к соблюдению государственным чиновникам». В России сформировалась практика «управления с помощью закона», а не «верховенства закона» (Хедлунд. 2001, 222). Тем самым ограничивалось пространство для установления сотрудничества и добровольного обмена, а развитие бизнеса сдерживалось вмешательством и препятствиями со стороны государственной власти. С начала XVII в. строительство независимого гражданского общества превратилось в недостижимую мечту российских либералов.

В царской России не было тех социальных, законодательных и экономических институтов, которые, по мнению теоретиков экономического роста, являются необходимыми предпосылками для перехода к капиталистическому пути развития. По сути, их не было — или до сих пор нет — и в большинстве других стран мира. С точки зрения политической системы, возможно два варианта восполнения этого пробела. Первый вариант, широко пропагандируемый агентствами по вопросам развития, предполагает создание недостающих предпосылок. Для исследователей экономической истории и особенно для представителей российского исторического сообщества эта идея не нова — еще поколением ранее ее анализировал Гершенкрон (1962). В этот период институт предпринимательства рассматривался как необходимая предпосылка экономического роста и предполагалось, что именно нехватка предпринимательского духа стала причиной отставания России. Гершенкрон утверждал, что эта нехватка восполнялась за счет мер государственного стимулирования экономики, что позволило наблюдать промышленный рост в позднеимперский период, вопреки отсутствию необходимых условий. Сегодня не так часто можно услышать о таком понятии, как дух предпринимательства, однако аналогичная логика прослеживается и в том случае, когда речь идет о других недостающих предпосылках. Общества, действительно, могут создавать условия, позволяющие предотвратить замедление развития.

Путь России к промышленной стадии развития общества был основан на формировании государством принципов и институтов, замещающих необходимые условия роста, характерные для западных экономик. Уже к концу XVII в. наметилось отставание России от ведущих экономик Западной Европы. В Нидерландах и Англии рост производительности труда в сельском хозяйстве и усиление мировых держав стимулировали массовый приток населения в города, а также расширение промышленного сектора. Попытка повторения этой «истории успеха» в российских условиях привела к формированию характерной модели: вместо повсеместного развития на основе рыночно ориентированных процессов царь Петр Великий (1682–1725) приступил к реализации целевой государственной программы по импорту западных технологий. Были построены сотни предприятий, в основном специализирующихся на выпуске военной продукции. И хотя именно в этот период был возведен величественный город Санкт-Петербург, модернизационная политика правителя практически не отразилась на структуре экономики страны. Россия по-прежнему оставалась преимущественно аграрной системой. По данным на 1800 г., лишь 5 % населения страны проживало в городах с общим количеством жителей более 5 тыс. человек (Бэрох и др. 1988, 259). Суммарное влияние политики Петра Великого можно расценивать скорее как негативное: крепостное право в годы его правления еще больше распространилось и ужесточилось. Страна ни на шаг не приблизилась к достижению той стадии развития гражданского общества, когда свободная инициатива становится возможной.