Александр Пругавин: Голодающее крестьянство

Цынга, как и голод, появляется не вдруг, не сразу, не внезапно; ей всегда предшествует весьма длинный період постепенно физическаго истощенія, изнуренія, малокровія. „Эпидемія цынги,—писал д-р Кудрявцев,—почти незаметно подкрадывается

к населенію, но затем, овладевши им, она сразу проявляется в виде грандіознаго бедствія“.

Последнія слова будут вполне понятны, если припомнить, что в одной Самарской губерніи число цынготных больных в голодовку 1898—1899 гг. определялось местным санитарным бюро в 23.000 человек, а Красным Крестом—в 29.000. В действительности же общее число больных цингой в губерніи было значительно более, так как весьма многіе больные, раскиданные по глухим и отдаленным концам губерніи, конечно, не вошли в эту статистику.

Выяснив, насколько то было возможно, роль, которую сыграли в голодовку 1899 года петербургская бюрократія и самарская администрація, мы должны отметить, что при оценке общественнаго значенія этой эпопеи необходимо иметь в виду, что все это совершилось в министерство г. Горемыкина, который как ни как все же далеко уступал и такому ярому, прямолинейному крепостнику, каким являлся Д. С. Сипягин, и такому свирепому жандарму, каким был В. К. фон-Плеве.

Тяжелый год пережит. Голодовка, цинга, тиф и прочіе ужасы остались позади. Теперь в деревнях уже не встретите более людей, опухших от голода, людей, покрытых кровоподтеками и изъязвленіями от недостатка питанія или, точнее говоря, от недостатка хлеба.

А как велико было число таких людей, можно судить по тем цифрам, которыя теперь публикуются местными санитарными органами, ведавшими это дело. В одной Симбирской губерніи больных цынгою было зарегистрировано 27.000 человек. В Самарской губерніи число цинготных больных определялось Красным Крестом в 29.000, в Казанской губерніи более 30.000. Столько же, если не больше, их было в Уфимской губерніи; затем масса больных цынгою была в Саратовской губерніи и т. д.

Теперь все это отошло в область исторіи. Тем не менее бедствіе, только-что пережитое, оставило глубокіе, страшные следы повсюду, где оно прошло. Я буду говорить лишь о Самарской губерніи, как более мне знакомой.

Правда, непосредственно следовавшій за голодовкой урожай 1900 года был необыкновенно обильный, прекрасный. Но само собою понятно, что этого урожая совершенно недостаточно для того, чтобы покрыть и пополнить те огромныя опустошенія в крестьянском хозяйстве, которыя произведены были голодовкой. Ведь нельзя же закрывать глаза на то, что у множества крестьян распродан за безценок или съеден скот, начиная с овец и свиней и нередко кончая последней коровой, последней лошадью, распродана птица, заложена одежа, домашняя утварь, запроданы или заложены посевы, земля, постройки, запродан, и, конечно, также за безценок, труд, будущій заработок. Кое-где съеден не только скот—скормлены крыши...

С другой стороны, необходимо помнить, что на крестьянском населеніи Самарской губерніи еще до этой голодовки лежала уже подавляющая масса всевозможных недоимок, доходящих в общей сложности, до колоссальной цифры двадцать милліонов рублей! Ведь все эти недоимки до сих пор не сложены и не разсрочены, а потому и должны подлежать более или менее безотлагательному взысканію, независимо от обычных годовых повинностей и платежей, лежащих на крестьянине.

Наконец, необходимо иметь в виду, что хорошій урожай в 1900 году выпал на долю не всей губерніи, а именно: из семи уездов два с половиною—Новоузенскій, Николаевскій и половина Бузулукскаго—снова поражены почти полным неурожаем хлебов. В этих уездах встречаются волости, которыя уже третій год под ряд испытывают неурожай. К числу таких волостей принадлежит, например, Осиново-Гайская волость, Новоузенскаго уезда. Сельскія общества, входящія в состав этой волости, еще в августе месяце возбудили ходатайство пред местными властями о предоставленіи им „средств пропитанія в настоящем году, так как в виду полнаго неурожая они не могут собственными средствами пропитаться этот год, тем более что каких-либо запасов хлеба нет ни в одном из селеній Осиново-Гайской волости".

По поводу этого ходатайства один из местных жителей, заслуживающій полнаго доверія, пишет следующее:

„Мне на месте пришлось убедиться в справедливости заявленій крестьян: о каком бы то ни было урожае здесь не может быть и речи,—хлеба все повыжжены, как озимые, так и яровые; с десятины не намолачивают и одного пуда зерна. Многіе покосили хлеба на корм скоту. Запасов хлеба совершенно нет, как это видно из офиціальных источников, имеющихся у меня в руках, где в графе о количестве запасов общественнаго хлеба по Осиново-Гайской волости значится, что в деревнях Верхазовке, Сафарове и Алтате никаких запасов хлеба не имеется, а в Осиновом-Гае имеется в запасе всего лишь 24 пуда 4 фунта общественнаго хлеба (это на 427 семейств!). Но и помимо этих офиціальных данных достаточно принять во вниманіе то обстоятельство, что жители Осиново-Гайской волости уже два года получают земскую ссуду (не получавших 5—6 домохозяев), чтобы убедиться в отсутствіи здесь каких-либо запасов хлеба.