Михаил Катков: Должно стараться устранить всякий повод к розни между крестьянством и дворянством

В эпоху преобразований, все охватывающих и все изменяющих, не худо иногда войти в себя и спросить, куда мы идем, что мы делаем, что мы оставляем позади, что мы берем с собою.

Мы оставляем позади государство единое, крепкое, несокрушимо-целое, могущественное, слагавшееся долго, слагавшееся трудно и носившее на себе знамение великой будущности того народа, который выстрадал его и положил на него столько жизни и сил. Каковы бы ни были преобразования, задуманные нами, к чему бы они ни клонились, что бы они нам ни обещали, они должны быть совершены не в каком-нибудь воздушном царстве, но в России, в этом нам всем известном Русском государстве, где жили наши предки, где живем мы сами, — в этом государстве, так дорого купленном, в этом государстве, так дорого стоящем, что все эти миллионы людей, его населяющие, как в былые времена, так и теперь, — еще более, чем когда-либо прежде, — готовы стать за него как один человек, отдать за него и достояние, и кровь свою. Когда весь народ дает такую страшную цену этому великому организму, называемому Русским государством, когда все и самая жизнь так легко, с таким усердием, с таким энтузиазмом отдается каждым для сохранения его в невредимости и целости, то не следует ли нам прежде всего согласить все наши мысли и планы с этою первою, коренною, бесспорною необходимостью сохранить для народа невредимым и целым то, что он купил так дорого и за что он всем готов пожертвовать и все готов вытерпеть? Мы все хотим лучшего (кто не хочет лучшего?), но мы должны помнить, что лучшее должно быть лучшим не для чего-либо иного, а именно для этой великой единицы, называемой, с одной стороны, русским народом, а с другой — Русским государством. Как бы ни были хороши наши планы, хороши они могут быть только в том случае, если будут удовлетворять требованиям этого политического организма и будут способствовать его крепости и здоровью.

Итак, мы оставляем позади крепкий и могущественный государственный состав, который прошел победоносно чрез все испытания. Это мы оставляем позади. Это тот суровый, строгий, но могущественный и колоссальный образ, который представляется нам сразу, как только мы оглянемся назад. Что ж? Должны ли мы и в самом деле оставить позади эту силу, в которой замкнулось все наше прошедшее? Или мы должны взять эту силу с собой в тот новый путь, который нам открылся, — бережно и свято сохранить все сильное в этой силе, отбросив все негодное, вредное или опасное для нее, все утратившее жизнь и преданное неудержимому разложению? Мы хотим изменить формы нашей жизни, изменить их, разумеется, к лучшему, а не к худшему; но, изменяя к лучшему формы нашей жизни, не должны ли мы сохранить то существование, для которого мы ищем новых лучших условий, — и, сохраняя его, не должны ли мы сберечь все условия его здоровья и крепости, — ибо кому же нужно хилое, бессильное существование, и к чему послужили бы все лучшие изобретаемые нами формы, если уничтожится сила для принятия и усвоения их? А если мы хотим сберечь его здоровье и крепость, то не должны ли мы обратить строжайшее внимание на производимые нами новые сочетания элементов? То ли мы делаем, что хотим? Нет ли какой неточности в тех понятиях, которыми мы руководствуемся? Не смешиваем ли мы случайного с существенным? Не откидываем ли мы то, в чем заключается наша действительная сила, выросшая веками и долженствующая служить залогом нашей будущности? Не удерживаем ли мы, напротив, того, что было и прежде элементом нашей слабости и что при дальнейшем развитии может привести нас к конечному расстройству?

В России прежней, оставшейся позади, мы видим крепкое единство двух самых коренных элементов народной и государственной жизни. Мы видим самое тесное, самое непосредственное единство между материком, на котором все стоит и все держится, крестьянством, и тем высшим классом народа, землевладельческим дворянством, в котором заключалась главная действующая сила нашей государственной жизни. Вся крепость Русского государства держалась на этом единстве двух коренных земских элементов. Двадцать с лишком миллионов людей находились в непосредственной зависимости у дворян-землевладельцев, под их непосредственным управлением, и составляли с ними одно политическое и хозяйственное целое. Это единство выражалось в крепостном праве; эта земская крепость Русского государства была закрепощением крестьянства.