Дмитрий Лихачев - Сказания и повести о Куликовской битве

Уже бо нощь приспѣ свѣтоноснаго праздника Рождества святыа богородица.* Осени же тогда удолжившися и деньми светлыми еще сиающи, бысть же въ ту нощъ теплота велика и тихо велми, и мраци роении яви-шася. Поистшгѣ бо рече пророкъ: «Нощь не светла неверным, а верным просвещена».*

Рече же Дмитьрей Волынецъ великому князю: «Хощу, государь, в нощь сию примету свою испытати». И уже заря померкла, нощи глубоцѣ сущи, Дмитрей же Волынецъ, поимъ с собою великого князя единаго, и вьгѣхавъ на поле Куликово и, ставъ посреди обоих плъковъ и обратився на плъкъ татарекый, слышить стукъ великъ и кличь, и вопль, аки тръги снимаются, аки град зиждуще, и аки гром великий гремить; съзади же плъку татарь-скаго волъци выють грозно велми, по десной же стране плъку татарскаго ворони кличуще и бысть трепетъ птичей великъ велми, а по левой же стране, аки горам играющимъ — гроза велика зело; по реце же Не-прядве гуси и лебедр! крылми плещуще, необычную грозу подающе. Рече же князь великий Дмитрею Волынцу: «Слышим, брате, гроза велика есть велми». И рече Волынець: «Призывай, княже, бога на помощь!».

И о. братився на плъкъ русскый — и бысть тихость велика. Рече же Волынецъ: «Видиши ли что, княже?». Онъ же рече: «Вижу: многы огнены зари снимахуся!». И рече Волынецъ: «Радуйся, государь, добри суть знамениа, токмо бога призывай и не оскудей верою!».

И пакы рече: «И еще ми есть примета искусити». И сниде с коня и приниче к земли десным ухом на долгъ час. Въставъ, и пониче и въздохну от сердца. И рече князь великий: «Что есть, брате Дмитрей?». Онъ же млъчаше и не хотя сказати ему, князь же великий много нуди его. Онъ же рече: «Едина бо ти на плъзу, а другая же — скръбна. Слышах землю плачущуся надвое: едина бо сь страна, аки некаа жена, напрасно пла-чущися о чадех своихь еллиньекым гласом, другаа же страна, аки некаа девица, единою възопи велми плачевным гласом, аки в свирель некую, жалостно слышати велми. Азъ же преже сего множество теми приметами боевъ искусих, сего ради ныне надеюся милости божиа — молитвою святых страстотръпецъ Бориса и Глеба, сродниковъ ваших, и прочих чюдотворцовъ, русскых поборниковъ, азъ чаю победы поганых татаръ. А твоего христолюбиваго въиньства много надеть, нъ обаче твой връхъ, твоа слава будеть».

Слышавъ же то, князь великий прослезися и рече: «Господу богу вся възможна: всех нас дыхание в руце его!». И рече Волынецъ: «Не подобаеть тебе, государю, того в плъцех поведати, токъмо коемуждо въину повели богу молитися и святых его угодьниковъ призывати на помощь. И рано утре вели имъ нодвизатися на коня своа, всякому въину, и въору-жатися крепко и крестомъ огражатися: тъй бо есть оружие на противныа, утре бо хощуть с нами видетися».

В ту же нощь некто муж, имянем Фома Кацибей,* разбойникъ, поста-вленъ бысть стражем от великого князя на реце на Чурове, мужества его ради на крепцё стороже от поганых. Сего уверяа, богъ откры ему в нощь ту видети видение велико. На высоце месте стоя, видети облакъ от въе-тока великъ зѣло изрядно приа, аки нѣкакиа плъки, к западу идущь. От полуденный же страны прпидоша два юноши,* имуща на себѣ светлый багряница, лица их сиающа, аки солнце, въ обоихъ руках у них острые мечи, и рекуще плъковником: «Кто вы повелѣ требити отечесътво наше, его же намъ господь дарова?». И начата их сѣщи и всѣх изсѣкоша, ни единъ от них не избысть. Той же Фома цѣломудръ и разуменъ оттолѣ увѣренъ бысть, и то видѣние повода на утрие великому князю единому. Князь же великий рече ему: «Не глаголи того, друже, никому же», — и, BbSflѣB руцѣ на небо, нача плакатися, глаголя: «Владыко господи человѣколюбче! Молитвъ ради святых мученикъ Бориса и Глѣба помози ми, яко же Моисию на Амалика* и пръвому Ярославу на Святоплъка,* и прадеду моему великому князю Александру на хвалящегося короля римъскаго,* хотящаго разорити отечьство его. Не по грехом моим въздай же ми, нъ из-лий на ны милость свою, простри на нас благоутробие свое, не дай же нас въ смѣх врагом нашим, да не порадуются о нас врази наши, и рекуть страны неверных: „Гдѣѣ есть богъ их, на нь же уповаша?“. Нъ помози, господи, христианом, ими же величается имя твое святое!».

И отпусти князь великий брата своего, князя Владимера Андреевичи, въверхъ по Дону в дуброву, яко да тамо утаится плъкъ его, давъ ему достойных вѣдомцовъ своего двора, удалыхъ витязей, крйпкых въпновъ. И еще с нимъ отпусти извѣѣстнаго своего въеводу Дмитреа Волынскаго и иных многыхъ.

Приспѣвшу же, месяца септевриа въ 8 день, великому празднику Рождеству святыа богородица, свитающу пятку, въсходящу солнцу, мгляну утру сущу, начата христианьскые стязи простиратися и трубы ратные многы гласити. Уже бо русскые кони окрѣпишася от гласа трубъ-наго, и койждо въинъ идеть под своим знаменем. И видѣти добрѣ у рядно плъкы уставлены поучениемъ крЗшкаго въеводы Дмитреа Боброкова Волынца.