Уильям Салливан - Тайны Инков

В главах с 6 по 8 рассказывается о том, как идеи этой неизвестной андской космологии стали одной из движущих сил истории Анд. Через эти главы красной нитью проходит также отсутствующая в научной литературе мысль о том, каким образом андская мифология регистрировала изменения, происходившие одновременно в социальной и небесной сферах, и каким образом их синхронность может быть подтверждена археологическими находками, с одной стороны, и обработанной на компьютере планетарной и археоастрономической информацией — с другой. Этот метод исторической «триангуляции» позволяет точно увидеть, как в течение тысячелетий андские народы стремились обосновать свою социальную действительность определенными небесными сочетаниями.

Главы 9 и 10 повествуют о том, как эта система мышления, уже достаточно древняя к началу XV века, по праву становится отдельной реальностью — основным оправданием и определяющей силой развития империи Инков. Название книги содержит намек на главную миссию, которую инки считали себя обязанными выполнить. По моему мнению, эти открытия, касающиеся тайного предначертания империи Инков, способны привлечь к себе наибольшее внимание, но также и вызвать наибольшую озабоченность. В техническом языке андской мифологии отображены истоки не только величия инков, но и их всесторонней уязвимости, вследствие которой судьба огромной империи оказалась отданной в руки менее двухсот интервентов.

Настоящая книга — это прежде всего исторический труд, она охватывает многие дисциплины, но всегда с точки зрения неразрывного исторического вопроса: «Что произошло?» Из предположений, позволивших в настоящем исследовании напрочь отказаться от общепринятого восприятия «доисторического» андского мира, наиважнейшим является представление о том, что андская мифология была призвана передавать информацию о прошлом в настоящее. Я полагаю, что это предположение вполне оправдало себя, и поэтому пришел к выводу, что наше современное понятие «предыстории» устарело.

Значение этого вывода настолько важно, что им продиктована вся форма написания данной книги. Я описал, каким образом я узнал то, что узнал. Как убедится читатель, весь этот процесс стал возможен потому, что со временем я осознал, что мифы построены таким образом, чтобы дать ответы на ими же поставленные вопросы. Снова и снова я обнаруживал, что кажущиеся нелогичными элементы мифов вставлены специально для постановки новых вопросов. Каждая новая трудность в понимании мифов сверхъестественным образом становится дверью в новое знание. Собственный опыт работы с мифами убеждает меня, что за их составлением стоит некое весьма необычное духовное восприятие, для которого характерно глубокое проникновение в функционирование человеческого мозга.

Жаль будет, если любителю мифов покажется, будто настоящий труд стремится низвести мифологию до уровня одной из отраслей астрономического наблюдения. Нет, это не входит в мои намерения. По моему разумению, на определенном уровне некоторые мифы служат для кодирования сложных астрономических наблюдений. Астрономический уровень мифологии предстает, как мне кажется, в виде нотной гаммы в полифонической партитуре. В следующих главах я попытался показать, как в андской мифологии небесные, общественные, политические, религиозные и духовные элементы сплетаются в обезоруживающе простенькие и очаровательные истории. Тем не менее я был бы неискренен, если бы стал утверждать, будто астрономический смысл играет в андской мифологии решающую роль, хотя небесный «подтекст» и составляет важный элемент всех драматических событий андской истории.

Насколько я могу судить, настоящий труд является первой глубокой монографией, в которой внимание сосредоточено на единственной в Новом Свете цивилизации, подтверждающей существование технического языка мифологии. Нет такого учебника, который подсказал бы, как это следует делать, и читатель вправе отнестись скептически к труду, в котором содержатся такие огульные утверждения, как в настоящей книге. В конце концов почему бы читателю не принять за окончательный вердикт коллективное молчание научного сообщества относительно технического языка мифологии?

На этом вопросе я подробно останавливаюсь в главе 7, в которой попытался описать, как и почему антропология и археология — две науки, занимающиеся главным образом толкованием «предыстории», — по вполне понятным причинам исторически сохраняли свойственное им неприятие представления о широкой распространенности важных идей, если только подобные идеи не считаются «всеобщими» и «возникшими независимо друг от друга». Как станет ясно читателю, технический язык мифологии слишком своеобразен, чтобы его раз за разом изобретали заново. Поэтому, если признать существование технического языка мифологии, тогда следует признать и то, что антропология и археология систематически недооценивали масштабы и значение взаимодействия людей по всей планете на протяжении по крайней мере последних шести тысяч лет.