Генрих Френкель - Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

И он верил, что конечные цели движения оправдывают любые средства, лишь бы они вели к успеху. Худший грех — это когда тебя обманывают; мученичество приветствуется, если оно дает хорошие козыри в пропаганде. «Не бойтесь насмешек и унижений, не страшитесь жестоких побоев и тюремной камеры — это как раз то, что нам нужно! Самое страшное — это безразличие; оно должно заставлять нас напрягать последние силы и искать новые средства пропаганды, усиливая борьбу до предела, чтобы этот огромный город затаил дыхание, а мы могли твердо сказать: «Все, теперь враги не будут больше смеяться!»

Плакаты и листовки нацистов были проникнуты духом борьбы, активного и безжалостного напора, выдвигая в повелительном тоне простые, но жесткие требования, проникнутые угрозой. Прохожие невольно обращали внимание на их динамичный язык, простой, но выразительный. Плакаты, приглашавшие на митинг, не были перегружены текстом; чтобы понять их слова и рисунок, не требовалось напрягать внимание и ум. Лозунги типа «Даешь Берлин!» или «Вперед, по трупам павших бойцов!» приковывали к себе внимание обывателя. Рисунки давали простой образ германского героя нового типа: рослого, с крепкими кулаками, выдвинутым подбородком и не слишком высоким лбом; внушающего представление о силе, стойкости и агрессивности. От плакатов исходило впечатление мужественности и угрозы врагам. Один из них гласил: «Еврей, напрасно ты пытаешься спрятать под маской свой отвратительный облик! Мы тебя найдем и выставим на посмешище истинным тевтонам Берлина!»

Геббельс мастерски использовал грубую брань, выставляя своих оппонентов в униженном и нелепом виде. Так, в марте 1930 года он выступил с оскорблениями в адрес генерала Тренера, министра рейхсвера, возмутившегося тем, что молодые армейские офицеры выказывают растущую симпатию к нацистам. За это генерала изобразили на плакате в виде чиновника в якобинском колпаке, предавшего своего императора в 1918 году. Обвинения в адрес генерала-министра были хитро перемешаны с похвалами армии и офицерам: «Смотрите, прусский военный дух похоронен! Великий Боже! Его убил этот генерал в шляпе с пером, любитель красивой формы! Бедная армия! Сколько еще все это продлится?»

Подстрекая берлинцев к недовольству республикой, Геббельс использовал язык, который называл «новым и современным, не имеющим ничего общего с устаревшими выражениями так называемых расистов». Он применял простые, но меткие метафоры и сравнения, сразу доходившие до слушателей. Все его речи пронизывал повелительный тон, призывы полагаться на силу и помнить об обязанностях. Они пестрят выражениями типа: «Продвинем вперед наше движение!»; «Вперед, ломая сопротивление врагов!»; «Мы маршируем и будем биться стойко и самоотверженно!»; «Массовая пропаганда — наше главное оружие!», создающими настроение постоянной активности, борьбы и марша к цели. Этот язык не давал слушателю и читателю ни минуты покоя и передышки, подстрекая его сломать существующий порядок и рисуя иллюзию общенационального братства и будущего всеобщего процветания — стоит только убрать с дороги немногочисленных и отвратительных врагов.

В то время, когда Гитлер и Геббельс были еще малоизвестными агитаторами незначительной партии, в Европе уже прочно укрепились два тоталитарных режима, так что нацистская пропаганда имела достаточно возможностей заимствовать у них методы и приемы работы. Но насколько далеко зашло это заимствование и подражание? Этот вопрос — не из простых, но можно сказать точно, что основную концепцию нацистской пропаганды составил сам Гитлер, а вот настоятельные указания его и Геббельса насчет того, что устное обращение более эффективно, чем письменное, и что оно несет в себе усиленный демагогический заряд, — это уже явное подражание марксистскому и фашистскому образцам.

Успех пропаганды союзных держав (Антанты) в первой мировой войне заставил Гитлера понять, что пропаганда должна быть очень простой, даже примитивной, и что она должна быть рассчитана на невысокий уровень понимания. Она должна опираться на несколько основных положений и осуществляться с настойчивостью и постоянством. Гитлер был уверен в том, что союзники, ведя пропаганду, относились к массам с тем же презрением, какое испытывал и он сам. В книге «Майн кампф» Гитлер не раз подчеркивает, что люди, по его словам, в общем-то «женственны по натуре и по убеждениям, и поэтому их мысли и поступки мотивируются не столько трезвым расчетом, сколько переживаниями и сантиментами», причем их чувства просты, в них легко разобраться. Они малодифференцированны и делятся на положительные и отрицательные, основанные на любви и на ненависти; люди различают в основном «правильное» и «неправильное», правду и ложь и не хотят копаться в оттенках, не умея (или не желая) рассматривать каждую проблему с двух сторон. Лучше всего разобралась со всеми этими вопросами английская пропаганда. Сделав выводы из своих наблюдений, Гитлер сформулировал основной закон пропаганды: «Она должна бить всего в несколько точек, но ударять настойчиво и постоянно».