Владимир Ажажа - Иная жизнь

Конец 1977 года. Не без помощи друзей устраиваюсь в ЦНИИ «Агат» старшим научным сотрудником в отделение перспективных разработок. Сразу же проводится «тайная вечеря». Генеральный директор А. А. Мошков без лишней огласки добровольно-принудительно собирает в кабинет доверенных руководителей подразделений и просит меня ознакомить присутствующих с проблемой НЛО. Секретарь парткома не присутствует. А беседовавшие со мной люди просто удовлетворяли свой естественный интерес «из первых рук».

Дуэт: партайгеноссе Владимир Николаевич Захаров и заместитель генерального по режиму Александр Кузьмич Шингарев возник позже. Первая встреча носила явно душевный характер: «Мы из вас душу вынем, если вы не прекратите компрометировать нашу фирму».

Надо же так случиться, что в эти дни мне позвонил из Соединенных Штатов корреспондент еженедельника «Нешнл Инквайр» Генри Грис и испросил разрешения встретиться в Москве. Нам, сотрудникам почтовых ящиков, категорически запрещалось встречаться с иностранцами. Но не скажу же я нормальному человеку, что мне не велено с ним видеться и что я даже не имею права пригласить его в свой дом на чашечку чая. Я пришел к Шингареву: «Был такой-то разговор с заморском корреспондентом. Что делать?» — «Для начала пиши объяснительную записку. А когда приедет американец, решим». — «А если это случится в выходной день?» — «Позвонишь мне домой. Вот телефон».

В одну из суббот Грис позвонил уже из Москвы. Он прекрасно владел русским и пригласил меня в гостиницу. Я попросил его перезвонить через пару часов. А сам срочно набрал шингаревский номер. В трубке женский голос. Я: «Будьте любезны, пригласите Александра Кузьмича». Голос: «Сейчас. Саша, тебя к телефону!» Пауза малой продолжительности. Голос: «Простите, а кто спрашивает?» Я называюсь. Пауза средней продолжительности. Голос: «Извините, я вас ввела в заблуждение. Он, оказывается, ушел». Я: «А когда вернется?» Пауза долгой продолжительности. Голос: «Вот мне тут сказали, что он уехал и приедет только утром в понедельник». Полковник госбезопасности А. К. Шингарев скрылся от ответственности под юбкой жены.

Что делать? Через справочную узнаю телефон дежурного по Комитету госбезопасности. «Слушаю, Красильников». Объясняю ситуацию, прошу совета. Красильников: «Конечно, идите на встречу. И вы, как специалист, лучше меня знаете, что можно говорить, а что нет. И не бойтесь таких встреч. Не хватало еще, чтобы мы у себя дома прятались от иностранцев».

Грису я был нужен, как возможный носитель сенсаций, меня в нем — о, святая простота! — интересовала возможность дать объективное интервью об уфологической ситуации, позаимствовать литературу. Через полгода я прочитал сочиненное Грисом и сначала ничего не понял. Там я фигурировал как секретный физик из Академии наук, доверительно сообщивший ему о том, что в якутском городе Жиганске в тайной лаборатории хранятся замороженные трупы инопланетян с разбившейся «тарелки». Первым делом я взял географический атлас и разыскал Жиганск, о котором до этого не слышал. Представляется, что только это и соответствовало действительности в объемной публикации американской акулы пера.

Шингарев затребовал очередную объяснительную бумагу и наложил вето на мою служебную командировку на флотилию атомных подводных лодок Северного флота. Арбитром выступил приехавший с Лубянки парень с хорошей инженерной эрудицией. Я поехал на Север. Победила производственная необходимость.

Несмотря на то, что генеральный директор, главный инженер, начальник отделения мне симпатизировали, Захаров и Шингарев продолжали чинить козни. То я оказывался вычеркнутым из списка на премию, то кто-то задерживал для печати рукопись моего научного отчета.

К этому времени я решил активизировать защиту докторской диссертации. В ней обосновывались принципы использования исследовательских судов нового класса — подводных. Теория подкреплялась практикой экспедиционных работ, выполненных на «Северянке». Было несколько предзащит в Государственном океанографическом институте, на географическом факультете МГУ, в Институте техникоэкономических исследований рыбного хозяйства, в Ленинградском гидрометеорологическом институте и, наконец, в ЦНИИ «Агат». Были письменные отзывы от организаций и неофициальные договоренности с возможными официальными оппонентами. Не было главного — ученого совета, который юридически был бы правомочен принять к защите комплексную работу, какой была диссертация. В ней переплелись техника и методы ее использования, биология и физика моря, промышленное рыболовство, навигация и маневрирование, теория вероятностей и стохастических процессов. Ни один институт не брал на себя ответственность разобраться в этом винегрете, выделяя для себя только долю своей специализации. И вдруг я получаю содействие заместителя директора Института истории естествознания и техники АН СССР А. С. Федорова и его рекомендацию: получить у Высшей аттестационной комиссии разрешение единовременно кооптировать в их ученый совет на мою защиту с правом решающего голоса докторов наук, способных оценить диссертацию. Оценив состав возможных специалистов, мы пришли к решению, что защищаться возможно только на соискание степени доктора географических наук. Свой запрос я собственноручно передал в ВАК вместе с ходатайством от ЦНИИ «Агат», собственноручно же, сговорившись по телефону, через три месяца получил и письменный отказ.