Игорь Беляев - Гибрид - Для чтения вслух

Дядя Сережа сказал:

— Чтобы жить долго, надо есть простоквашу и пить рыбий жир.

Я не знаю, когда дядя Сережа говорит правду, а когда смеется.

На всякий случай, я теперь каждый день пью рыбий жир и закусываю соленой черной корочкой.

Мама играет или своего Скрябина, или своего Рахманинова. В крайнем случае, своего Шопена. Не каждый день. А когда у мамы есть настроение.

Рояль у нас вон какой большой! Полкомнаты занимает. Ну где мне спать? Один выход — под роялем. У соседей — пианино. Оно маленькое, стоит у стенки, играет так же. Но мама не может играть на пианино! Ведь она кончила свою консерваторию.

Бабушка говорит, если бы не папа и не я, мама выступала бы с концертами. А сейчас она только учит других детей. Не знаю: почему бабушка так говорит? Получается — я во всем виноват?

Маму мне очень жалко. Но моя мама никогда не плачет. Она все переживает в себе. А это еще хуже. Как говорит бабушка.

Тетя Муся-из-оперетты пришла, когда я уже почти засыпал.

Тетя Муся — самая близкая мамина подруга. Это ведь она познакомила маму с папой. Когда они были там. Ну, знаете?!

Там тетя Муся пела в своей оперетке, а мама играла на своем рояле. Папа бегал за кулисами как сумасшедший. Потому что он сразу влип, когда увидел маму. Я уже сто раз слышал эту историю.

У тети Муси тоже есть муж. Он похож на свою фамилию. Шер-ше-не-вич. Шершеневич пишет стихи и со всеми кусается. Только сегодня тетя Муся пришла без своего Шершеневича.

Я сделал вид, что сплю.

Сначала они говорили так тихо, чтобы я ничего не слышал. Потом они про меня совсем забыли и стали говорить громко.

Тетя Муся сказала, что на папу пора плюнуть. Потому что оттуда не возвращаются. Сделаться монахиней в расцвете лет — никакого нет смысла. Нечего распускать нюни и сидеть сложа руки. Надо жить, пока живется. И пусть все катится к чертовой матери.

— Собирайся и пошли в гости. Я тебя познакомлю с одним очень интересным человеком.

Тут я совсем перестал дышать.

А мама — моя любимая, самая красивая мама — сказала, чтобы тетя Муся немедленно убиралась и больше к ней никогда не приходила.

— Ты просто последняя дура, — рассердилась тетя Муся и хлопнула дверью.

— Ты спишь? — спросила мама на всякий случай.

Я даже не пошевелился.

На другой день мама начала сильно кашлять. И бабушка забрала нас на Никицкую.

На Никицкой маму легче вылечить. Сюда ходит доктор Бобков. Он всех нас лечит. Бабушка верит только одному доктору Бобкову.

А когда у меня открылась скарлатина и папина бабушка стала бегать по квартире и кричать «азохенвей», пришел доктор Бобков и сказал, что нужно сделать укол. Тогда Лизаветниколавна всех выгнала из комнаты и позвала только Аню. У меня была температура выше градусника. Я стал плакать. А бабушка сказала:

— Цыц! Негодник.

Она придавила мне голову и руки. Аня держала меня за ноги. А доктор Бобков сделал мне укол в попку. Когда я уже не мог совсем глотать и в голове крутилось, я стал говорить про себя:

— Господи Исусе! Помогите мне, пожалыста, выздороветь. Я не хочу умирать. Помогите мне, пожалыста, Господи.

И вот видите, я не умер, а выздоровел. Все удивлялись. Потому что бабушкин сын Гуля умер как раз от этой скарлатины. Когда бабушка разбила зеркало на комоде.

И тогда, сказал дядя Жорж, бабушка стала верить в Бога. А когда я родился, меня назвали в честь того мальчика.

Я смотрю на портрет Гули, который висит в большой комнате. И совсем он на меня непохож. Только у нас матроска одинаковая.

После скарлатины у меня еще болела коленка.

Когда я совсем выздоровел, пришла весна. И на меня вдруг во дворе свалился мотоцикл.

Я его совсем не трогал и даже на него не влезал. А он взял и свалился. Ни с того ни с сего.

И еще проткнул мне ногу своим тормозом.

Тут опять моя папина бабушка Адельсидоровна стала бегать и хвататься за голову.

А другая бабушка Лизаветниколавна залила мне дырочку коллодием. И этот коллодий застыл. Получилось стеклышко.

Я, канешно, орал как резаный. Все-таки дырка в ноге, из нее кровь течет.

А бабушка еще обещала меня выпороть. Чтобы я не лез куда не следует.

Я знаю, что пороть она меня все равно не будет. Это она так говорит. Для красного словца.

Папа сказал, что если меня кто-нибудь хоть пальцем тронет, он тому голову оторвет. Хотя папа сейчас и «сидит в командировке», но когда он выйдет!..

Аня меня успокаивает:

— До свадьбы заживет!

— Нечего разводить мерехлюндии, — говорит Лизаветниколавна.