Игорь Беляев - Гибрид - Для чтения вслух

Они набезобразничали, а я всю жизнь расхлебывай!

Когда меня дразнят, я даже сдачи дать не могу. Во-первых, потому что еще не умею драться.

Дядя Сережа все обещает меня боксу выучить. Но никак не учит. Аня мне показывала, как руками махать. Сначала крутишь, а потом — раз! Раз! Но это понарошку.

Все-таки надо так стукнуть, чтобы больно было. Пусть не до крови. А бабусенька мне строго-настрого запрещает. Никому, говорит, нельзя делать больно. Лучше встать и уйти потихоньку. Как велел Кристос. И всех надо любить. Да как любить этого Юрку, если он дразнится?

Вон опять, пожалыста!

Треснуть бы ему хорошенько! Чтобы знал!

Но нельзя. И нечего вздыхать. Мамину бабушку лучше слушаться.

Иначе в жизни пропадешь. Или вырастешь никудышным.

А кому охота, спрашивается, быть «никудышным»?

— Кристос терпел. И нам велел, — всегда говорит моя бабусенька.

И я терплю. Из последних сил.

А бабушка, между прочим, опять собирает у своих знакомых детские вещи. Потому что у Дворничихи скоро получится новый ребенок.

Теперь очень трудно разводить детей сколько хочешь, как до революции. Кормить нечем, и жилплощади не хватает.

На Никицкой Дворничихе дали в большом доме подвал. Но ведь подвал тоже не резиновый!

Я прямо вижу сейчас эту картинку.

Вот сижу дома у раскрытого окошка. Горло уже не болит. Но на улицу пока не пускают. Ребята играют в «штандр» маленьким мячиком. Дворничиха на лавочке, лускает семечки и объясняет соседкам:

— Никаких энтих в Москве раньше не было. А вот после энтой революции все сюды набежали. И до чего хитрющий народ! Морду корчит, зубы заговаривает, а сам норовит квартирку хапнуть. Ладно-ть. Хозяин их всех надысь раскусил. Куды ни кинь — враг народа. Вот паразиты! Им што Володька, што Кристос — один черт. Продали матушку Расею германцу за двугривенный. Над людями измываются. Ситцу и того нет. Когда ж ето было, чтоб в Расее ситцу не было? Ладно-ть. Отольются кошке мышкины слезки.

Бабушка мне чертыхаться не велит. «Володька», догадываюсь, это товарищ Ленин. А Ленин раньше был Сталиным. Только теперь он лежит на Красной площади, в Мавзолее. И все к нему ходят по очереди.

Но бабушка к Ленину не собирается. И папин дедушка не хочет. Потому что не любит смотреть на мертвых вождей.

Жалко, детей туда одних не пускают.

Может, я Аню уговорю? Когда совсем выздоровею.

Или в Мавзолей, или в зоопарк!

Папин дедушка уткнулся в свою газету и ничегошеньки не видит. Даже в шашки со мной играть не хочет. Хотя я уже умею.

А Вовка не умеет. Он старше меня. На полголовы. И говорит, что шашки — «лабуда». Вот «расшибалка» — мировецкое дело.

Дедушка меня еще в шахматы научит. Потом когда-нибудь, когда будет время.

У меня всегда полно времени. А у взрослых, я смотрю, никакого времени нет. Просто смех.

Когда мне совсем делать нечего, я сижу и думаю. Вот так. Как папин дедушка Бориспалыч!

Он у нас ничего не делает. Только думает.

А за него все делает папина бабушка.

Адельсидоровна!

Она вчера играла на рояле. Как мама. Только чуть-чуть. У нее теперь распухли руки, и пальцы совсем не слушаются. Но все равно, мама сказала, Шопен у нее неплохо звучит.

— Перестаньте сказать, — говорит бабушка Адельсидоровна, — когда я играла на экзамене, это был полный фурор на всю Варшаву.

А послепослезавтра Адельсидоровна пожалуется при мне маминой бабушке:

— Какой вы счастливый человек, Елизавета Николаевна, если еще верите в Бога.

Ребята перестали играть в «штандр».

Мячик поскакал-поскакал и провалился в решетку. Теперь надо идти за ним в подвал, к Дворничихе. Или ждать Вовку. А он где-то в городе шляется. На трамвае, наверное, катается. Сзади, на «колбасе», без билета. Когда-нибудь ему ноги отрежет.

— Не смей брать с твоего Вовки пример!

Так мне Аня говорит. И бабушка Адельсидоровна.

А я и не смею. Хотя на трамвае он, когда хочешь катается, у него горло никогда не болит.

Еще бабушка Адельсидоровна сказала, если я с осени не буду «лентяя праздновать» и начну учиться на рояле, из меня вырастет настоящий вундеркинд.

Представляете?

Потому что пальцы у меня длинные. Как у мамы. Вот!

Но я не знаю: какой такой «вундеркинд»?

И надо ли из кожи вон лезть, чтобы стать «вундеркиндом»?

Сейчас пойду и посмотрю в зеркало. На кого я похож?

На маму или на папу? В конце-то концов!

Похож? Или не похож?

И как сделать «полный фурор» на всю Варшаву?

Трудно сказать, что еще из меня вырастет.