IMG_0002

Руководителям муниципалитета было не выгодно такое положение дел — они всячески стремились уничтожить непрерывность заседаний дистриктов и секций и превратить их только в избирательные собрания, которые бы созывались очень редко. Но народные массы сильно сопротивлялись этому.

В Париже, а также в провинциальных городах возникли различные политические клубы. Вскоре наибольшее влияние приобрели клубы якобинцев и кордельеров. Названия эти возникли от наименований монастырей, в помещении которых собирались члены клубов. Официальное же название каждый из них имел иное. Так якобинский клуб назывался «Общество друзей конституции», а клуб кордельеров — «Общество друзей прав человека и гражданина». Состав этих клубов был довольно пестрым: так в 1789 — 1791 гг. в якобинском клубе объединились различные буржуазные политические деятели самых всевозможных оттенков — от Мирабо до Робеспьера.

Клуб кордельеров возник в апреле 1790 года и служил политическим центром для людей простых, которые принимали активное участие в событиях революции. В его составе было много «пассивных граждан», а в заседаниях участвовали даже женщины. Среди деятелей этого клуба выделялись Жорж Дантон (1759 — 1794), который был великолепным оратором, а также талантливый журналист Камилл Демулен. С трибуны клуба кордельеров они активно и весьма резко критиковали антидемократическую политику Учредительного собрания, а также цензовую конституцию 1791 года.

Также в Париже существовал и «Социальный клуб», членами которого была создана широкая организация «Всемирная федерация друзей истины». Члены этого клуба выдвигали в первую очередь социальные требования, они издавали газету «Железные уста». Организаторами «Социального клуба» были аббат Клод Фоше и журналист Н. Бонвилль.

Кроме того, следует отметить, что значительное влияние на революционно-демократическое движение имела газета «Друг народа», которую издавал врач и ученый Жан-Поль Марат (1743 — 1793). Он с первых же дней революции целиком отдался революционной борьбе и всячески защищал права простого народа, его называли «другом бедняков», откуда и появилось название его газеты. Являясь революционером-демократом, Марат страстно критиковал на страницах своей газеты ту смену власти, которая произошла в стране. Он доказывал, что на смену феодальному гнету пришел гнет «аристократии богатства». Как и другая революционная газета, «Друг народа» пользовалась хлестким слогом и высказывала безапелляционные суждения, на ее страницах разоблачались контрреволюционные планы королевского двора, антинародная политика Неккера, а также склонность к измене вождей партии конституционалистов — Мирабо, Лафай-ета и других. Как говорил Жан-Поль Марат, они усыпляли бдительность народа фразами о братстве и доверии. На страницах своей газеты Жан-Поль Марат учил народ революционной решительности, призывал его не останавливаться на полпути, идти до конца, до полного сокрушения врагов революции.

Само собой разумеется, что деятель такого одиозного характера, каким являлся Марат, был весьма нежелателен правящей верхушке. И королевский двор, и дворянство, и крупная буржуазия одинаково ненавидели Марата, преследовали и травили его, но сочувствие и поддержка народа, которые Марат завоевал с помощью своих популистских лозунгов, позволили ему и дальше издавать свою газету в подполье. Все это создало ему необходимый политический имидж, который в будущем сыграл для него значительную роль.

Король и его окружение были фактически лишены любой возможности действовать открыто, а поэтому они втайне готовили контрреволюционный переворот.

Основной упор в нем делался на французскую аристократию, которая с первых дней революции в массовом количестве бежала за границу. Центры контрреволюционной эмиграции были созданы в Турине и в Кобленце. Они поддерживали тесные связи с абсолютистскими правительствами Европы. Именно в эмигрантской среде активно обсуждались планы интервенции иностранных государств против революционной Франции. Через тайных агентов Людовик XVI поддерживал связь с эмигрантами, а также и с европейскими дворами. В своих секретных письмах, которые он рассылал на имя испанского короля и других монархов, король отрекался от всего, что вынужден был делать после начала революции. Он заранее санкционировал все, что его уполномоченные сочтут необходимым предпринять для восстановления во Франции законной власти.