Untitled.FR2

— Славные парни! — Ренцель окинул придирчивым оком ровную как ниточка шеренгу солдат.— Один к одному, как чугунные ядра.

А сколько раз Фриц Ренцель срывал глотку и обдирал кулаки, чтобы из того ералаша, что был собран в Новгороде и на Валдае, создать столь крепкий драгунский полк. Да, Фриц Ренцель не побоится сказать: новгородцы — лучший драгунский полк в армии царя Петра, лучший из всех тех, где он служил, и из тех, что видел. А видел Фриц Ренцель и знаменитых прусских гусар, и австрийских кроатов, да и сам служил некогда в прославленных драгунах великого короля-солнца Людовика XIV. И все же сей полк — лучшее его детище. Этот толстяк Нелидов и понятия не имеет, какое он, Ренцель, выковал ему оружие. Взять хотя бы этих двух братьев-сержантов. Год назад заявились они в Новгороде со своим дядькой-пройдохой, который ныне так ловко устроился в повара к Нелидову. Нелидов не хотел их брать — в полку, мол, полный комплект. Но он-то, Ренцель, по тому, как у того чернявого загорелись глаза при виде лошадей, сразу понял — лихой будет драгун. Да и другой — даром что тихоня, а имеет крепкую руку и гренадерский рост. За эту стать Нелидов потом и взял парня. А вот младшего брата не хотел брать ни в какую: молод, мол, зелен! Нашему барину нужны «медведи» на лошадях! Но «медведь»-то хорош в пешем строю. А коннице потребны «рыси». И он, Фриц Ренцель, только взглянув на Романа, показал ему на не объезженного еще толком донца и приказал:

— Объезжай!

Тот мигом вскочил на спину дико всхрапывающей лошади и умчался в ночь. А когда под утро вернулся,— никто уже не верил в его возвращение, никто, кроме старого Фрица Ренцеля,— донец был как шелковый.

«В жилах этого парня,— решил Ренцель,— чтоб мне провалиться, течет кровь потомственного воина, и опять же он знает толк в лошадях!»

Так старый рейтар и объявил тогда Нелидову, и Романа по его прямой протекции зачислили в полк.

— Гут, камрад, гут! — Старый Фриц неожиданно положил тяжелые руки в кожаных перчатках с раструбами на плечи Романа,— Настоящий драгун, господа сержанты...— Старик говорил по-русски правильно, но медленно и как бы с одышкой, и Роман, всегда торопливый, не выдержал и бойко закончил за Ренцеля стремительной скороговоркой:

— Настоящий драгун, господин майор, предназначен сражаться и в конном, и в пешем строю. Посему он должен быть ловок, как бес, хитер, как лис, отважен, как сокол, и тверд, яко стена!

— Гут, сержант, гут! Но ты забыл конец моей, как это по-русски, пословицы: настоящий драгун не должен болтать, как старая баба. И потом, тут, на Украине, есть еще одна пословица: вперед батьки в пекло не лезь! Кругом марш, сержант, — внеочередной на кухню!

Ни Роман, задним числом клявший себя за свою торопливость, ни Никита, собиравшийся вместе с прочими сержантами эскадрона на открывшуюся в местечке осеннюю ярмарку, понятия не имели, что расстаются они не до вечернего отбоя, а на долгие месяцы и что военная судьба разведет их с нынешнего вечера по разным дорогам.

Когда, весело позванивая трехмесячным жалованьем в карманах, драгуны по полуразвалившемуся мосту вступили в местечко, они его не узнали. Вся пустынная площадь была заполнена пестрой массой торгового люда, заставлена телегами, возами, колясками, каретами, лавками, оглашалась ржанием пригнанных табунов.

Прилавки трещали под бочонками с малосольными нежинскими огурчиками (торговали на этой ярмарке обе Украины — и Восточная, и Западная, и разъединить их не могли никакие государственные рубежи, потому как торговля соединяла!). Яблоки — шафран, налив белый, веселые ярко-красные морозцы — были составлены на телегах в горки и поджидали покупателя. Привезенные молдаванами целые горы горчайшего красного и зеленого перца чередовались с холмами сладкой репы, доставленной из Белой Руси, в каждом углу овощного ряда высились пирамиды белоснежных кочанов капусты с пойменных огородов.

А далее тянулись ряды, уставленные горшками, увешанные цветастыми сукнами и дамскими нарядами, выделанными трудолюбивыми руками искусных мастеров славного города Львова. В другом конце площади горделивее шляхты шипели на покупателей белоснежные гуси, кудахтали растерявшиеся в этой суматохе ошалевшие куры, степенно крякали утки, весело ржали норовистые жеребцы, пригнанные татарами со степной Таврии. Вокруг слышалась польская, украинская, белорусская, молдаванская, мадьярская, татарская, турецкая, немецкая и русская речь, мелькали старопольские кунтуши и жупаны, цветастые новоманирные французские камзолы, яркие солдатские мундиры и темные поповские сутаны, задорно раскачивались разноцветные женские юбки.