Олег Игнатьев - Амазонка глазами москвича

— Спасибо!

Честное слово, она меня поняла и, улыбаясь, несколько раз кивнула головой: мол, пожалуйста, не стоит благодарности. Я лег в гамак и заметил, что на нем почти нет краски. Внимательно осмотрев его, я признал в повешенной для меня сетке ту самую, которую сутки назад отмывал в водах Кулуэни. Глаза слезились от обилия дыма, заполнившего всю хижину. Я лежал в гамаке и смотрел, как семья Такуни ужинала.

Мать Уаюкумы восседала на брошенных крест-накрест бамбуковых ветках, а отец и сын расположились рядом, присев на корточки. Любой человек, путешествующий по бразильским джунглям, когда-нибудь да садился на землю. И тогда он сразу же мог испытать на себе все последствия такого необдуманного поступка. Не проходило и нескольких секунд, как какой-нибудь муравей или жук начинал кусать неосторожного путника. Находясь в джунглях, индейцы никогда не садятся на землю. Они обычно приседают на корточки. Не случайно поэтому именно обитатели южноамериканских лесов изобрели сеть для спанья.

До сих пор во французском и английском языках применяется слово, взятое из языка ну-аурак, — «амака». У нас в русском языке пошло отсюда «гамак». Наши продавщицы в магазинах культтоваров, говоря, что у них имеются в продаже гамаки, даже и не подозревают, что употребляют слова из языка индейского племени ну-аурак.

Я проспал, вероятно, часа два. Сон был беспокойным, и, когда кто-то, как показалось, совсем рядом спрыгнул на землю, я открыл глаза и увидел Такуни, присевшего у все еще горящего костра. Вероятно, подумал я, настало время подъема, и сейчас все мужчины станут собираться на охоту за капиварами. Но Такуни, погревшись у костра, взял лежащую рядом с хворостом маниоковую лепешку, оторвал кусок, положил на него жареную рыбу и с аппетитом принялся закусывать. Затем он встал, потянулся и забрался опять в свой верхний гамак. Потом кто-то в другом конце хижины тоже выпрыгнул из гамака — выпить глоток воды из тыквы, стоявшей недалеко от входа в хижину, сейчас прикрытого плетеной загородкой. И так то в одном, то в другом месте индейцы просыпались несколько раз за ночь и с аппетитом ели. Рыбу, которую индейцы наловили в течение дня, они съели в основном на протяжении ночи. Кто-нибудь из женщин непрерывно находился около костров. Они являлись своеобразными жрицами, хранительницами огня, а попросту говоря, дежурными истопницами.

По рио-де-жанейрскому времени было три часа ночи, когда Такуни разбудил меня. Все мужчины уже встали и один за другим бесшумно выскальзывали на улицу из хижины, каждый держа в руке лук и стрелы. Причем не тот вид лука, с которым Такуни охотился на рыб, а гораздо меньших размеров, примерно метровой длины. Стрелы тоже были маленькие, напоминающие ту, с которой Такуни охотился на черепаху.

Индейцы шли налегке, ничего не беря с собой, кроме оружия, и можно было рассчитывать на возвращение в стойбище после охоты на капивар в тот же день, хотя охота на капивар, как правило, длится днями и даже неделями. Обычно, направляясь на подобную охоту, индейцы берут с собой маниоковую муку, жареную рыбу, гамаки и даже иногда глиняные котелки для воды. Безусловно, у меня не было никакой возможности принимать участие в такой длительной экспедиции.

На этот раз небо было усыпано яркими звездами, и при свете луны удалось отчетливо разглядеть все последние приготовления индейцев к предстоящей охоте. В ней участвовали только обитатели нашей хижины, потому что дверные отверстия других продолжали оставаться закрытыми и внутри их не было заметно никакого движения. Командовал отрядом охотников Такуни. Впрочем, все его руководство заключалось в голом администрировании. Махнув рукой, Такуни пошел в сторону леса. За ним гуськом двинулись остальные воины. Мы двигались индейской цепочкой, след в след. Я старался идти совсем неслышно, но все-таки, вероятно, производил при этом шуму больше, чем остальные шестнадцать человек, вместе взятые. Правда, замечаний гостю племени никто не делал.

Такуни дошел до леса и исчез в чаще деревьев. Остальные последовали его примеру. Правда, на мое счастье, лес в этом месте не отличался особенной густотой и кое-что можно было разглядеть. К тому же шедший впереди меня индеец нес в руках кошелку, сплетенную из тонких лиан, в которой тлело несколько головешек, нещадно кадивших, но чуть-чуть освещавших землю. Индейцы шли очень быстро. За час пути мы преодолели, вероятно, километра четыре. Это был очень хороший темп, если учесть, что передвигаться приходилось практически по нетронутому лесу. Я настолько был поглощен желанием не отстать и войти в общий ритм марша, что, когда цепочка остановилась, чуть было не сшиб с ног впереди идущего индейца. Вдруг из-за ближайших деревьев показалось несколько человек, которых не было с нами при выходе из стойбища. Безусловно, по лицам невозможно было бы их отличить от других индейцев даже днем, но каждый из подошедших индейцев держал перекинутый через плечо гамак, а никто из отправлявшихся на охоту непосредственно из стойбища гамаков не брал.