Ганс - Сексуальная жизнь в Древней Греции

Если этот дорийский обычай и не был распространен по всей Греции, то все равно ежедневное общение молодежи с мужчинами, тесное сообщество с утра до вечера было делом обычным. Следовательно, в мужчине развилось особое понимание души мальчиков и юношей и почти беспримерное стремление воспитывать благородство в юных восприимчивых душах и приближать их к идеалу совершенного гражданина. Ведь идеал мужского совершенства для греков выражался формулой, означавшей «добрый и красивый» или «прекрасный душой и телом». Таким образом, большое значение придавалось физическому развитию мальчиков, важность которого было бы трудно переоценить. Без преувеличения можно сказать, что три четверти дня мальчики проводили в палестре и гимнасии, что способствовало в основном их физическому развитию. Выполняя эти телесные упражнения, мальчики и юноши были обнажены, на что указывает само значение слова «гимнасий» от греческого «гюмнос» – обнаженный.

Из огромного множества доступных отрывков можно отобрать несколько наиболее характерных. Уже в «Илиаде» прославляется юная красота Нирея, который затмевал других юношей. И в самом деле, впоследствии красота Нирея вошла в поговорку и упоминалась постоянно.

Эстетическое удовольствие греков от созерцания прекрасной юности очень ярко выражено в «Илиаде» в сцене, когда престарелый царь Приам, отец Гектора, стоит перед Ахиллом, прося отдать ему тело своего любимого сына, и в то же время он не может отвести восхищенного взгляда от юной красоты человека, убившего его сына. Об этом отрывке Герлах (Филологус, ххх, 57) высказался так: «Мы можем представить себе соответственно более высокий идеал мужской красоты Ахилла, чем очарование красоты Елены; ведь Приам, которому тот принес величайшее горе, восхищен этой красотой и способен ей удивляться в тот самый момент, когда он просит за своего убитого сына».

Во фрагментах своих стихов мудрый Солон сравнивает красоту мальчиков с весенними цветами. Можно процитировать отрывок из стихотворения Феогнида: «О прекраснейший и очаровательнейший из мальчиков, встань передо мной и выслушай несколько слов от меня» и «О мальчик, богиня Киприда наградила тебя красотой, и красота твоих форм вызывает восхищение всех, прислушайся к моим словам и вбери мою благодарность к себе в сердце, зная, как трудно для мужчины переносить муки любви».

Ивик, известный каждому по балладе Шиллера, оказывает почтение красоте своего возлюбленного следующими словами: «Евриал, поросль чарующих граций, предмет внимания светловолосых девушек, Киприда и кроткоглазая Мольба взрастили тебя посреди цветущих роз».

Пиндар(Немейские песни, viii, 1) воспевает красоту мальчика в следующих словах: «Державная юность, / Вестница амвросических нег Афродиты, / Ты живешь на ресницах отроков и дев, / Одного ты вверяешь ласковым ладоням судьбы, / Другого – жестким. / Счастлив тот, кто не разминулся с добрым случаем, / Кому дано / Царить над лучшими из Эротов!» [133]

Ликимн, лирический поэт родом с острова Хиос, рассказывает в одном из своих стихотворений о любви Гипноза, бога сна, к Эндимию: «Он так любил смотреть в глаза Эндимия, что не позволял ему закрывать их даже во время сна, но оставлял их открытыми, чтобы наслаждаться их лицезрением».

Стратон больше всех других возносит красоту мальчиков: а) «Луга, столь любимые Зефиром, не имеют столько цветов, такого великолепия весеннего цветения, как высокорожденные мальчики, которых ты увидишь, Дионисий, созданных по образу Киприды и граций. И первый среди них, смотри, Милесий, подобен розе, сверкающей своими сладостно ароматными лепестками. Но вероятно, ему неведомо, что как милый цветок погибает от зноя, так и красота погибает, убитая (пробивающимися) волосами»; б) «Неправда, Феокл, что грации хороши и что трое из них обитают в Орхомене; ибо пятьдесят граций танцуют вокруг твоего лица, все лучники, похитители душ других мужчин».

Стихи Мелеагра описывают красоту разных мальчиков: Диодора он уподобляет сладкой лилии, Асклепиада – ароматной белой фиалке, Гераклита – розовому кусту, а Диона – ароматному вину.

Даже великий поэт Каллимах не стесняется воспевать красоту мальчиков: «Лишь половина моей души жива, а другая половина, я знаю, – нет; Любовь или Смерть похитили ее, но она сбежала. Неужели это опять любовь к одному из юношей? Ведь я часто говорил им: «Не принимайте, молодые люди, беглеца». Я по ней тоскую; но знаю, что она где-то там, где слоняется и бездельничает этот негодник».